Михаил Буканов - Судьба такой

Сестренки наши медицинские делили больных на интересных, «с ярким бредом», и не интересных. Одна из них утверждала, что когда я сойду с ума, буду очень интересным больным. Не попали её слова богу в уши. Примером высказываний пациентов было: «На трухальном дереве в Эстонии родилось бесполое существо высшего порядка», или «Выхожу из унитаза, смотрю, медуза. Она как схватит патефон, так все пластинки расколола!» Бывали и нападения на сестричек, а то и на нас. Один из двух подростков, было ему лет семнадцать, как-то внезапно на меня кинулся с кулаками. Бить я его не стал, а аккуратно взял руку на болевой прием и придержал. Орал он очень громко. А кто в дурдоме не орет? Сосед его по палате, кандидат философских наук (до сих пор помню тему его диссертации: Гноссеологические и познавательные корни религии.) спросил: Что, получил кусочек САМБО? Видно дите и его доставало постоянно! Правда иногда приходилось пускать в ход кулаки. Вообще-то, если больные возбуждались, то-есть вели себя агрессивно, их привязывали к кроватям. Помню, в целях приработка, я как-то сопровождал в Красносоветскую больницу инфекционного типа женщину, зараженную одним из паратифов. Kроме этого пациентка находиласть в острой стадии «белой горячки». Временами была она очень агрессивной. Прибыв на отделение инфекционной больницы, я быстро зафиксировал больную. Что тут произошло… Персонал в лице сестер и врачей был крайне возмущен моим поступком. Приказ отвязать больную последовал немедленно! А через полчаса мне пришлось привязывать ее еще крепче. Больная укусила медсестру, пыталась задушить врача, затем, вооружившись металлическим ночным горшком, вступила в битву с другими больными.

В нашем отделении была так называемая «надзорная палата», куда помещали всех вновь прибывающих. Больные отсюда не могли гулять в коридоре, есть в столовой и т. д. Так продолжалось какое-то время, а затем их переводили в общие палаты. Перед выходом на стуле всегда сидел санитар, обеспечивавший специальный режим. Я иногда подменял санитара, если тому надо было отойти по какой-либо надобности. Bот сижу как то раз, треплюсь о чем то с больным, а сам в это время боковым зрением замечаю какую тень. Я мгновенно упал в сторону, перекатился, вскочил на ноги, на моем месте уже стоял высокий рыжий парень, поступивший только сегодня. Это был матрос торгового флота из Мурманска, приехавший в Москву в Министерство здравоохранения с жалобой на своего капитана, который сознательно заразил его сифилисом и отказывается лечить! Ну прямо из приемной министерства его и доставили к нам. Hачалась махаловка! Парень был сильнее, я техничнее и злее. Уделал я его быстро и без членовредительства, хотя очень хотелось. А под глазом у меня расцветал приличный бланш. Так что 30% надбавки нам платили не зря! Кстати, когда я уже перешел на другую работу, в соседнем с нами отделении была убита медсестра. Пациент надел на кулак металлическую кружку и проломил сестренке висок.

Наряду с больными в нашем отделении лежали и здоровые. Например, допризывники на обследовании или Володя Буковский. Диагноз его можно было поставить всякому. Психопатия. Если исходить из учения крупнейшего российского специалиста профессора Ганушкина, психопатия вообще заболеванием не является. Это врожденное состояние организма. Ты вспыльчив, или рассудочен, весел, или в состоянии постоянной вселенской печали, расторможен, или судорожно затянут – ничего не поделаешь, психопатия. А иногда ты вдруг решаешь взвалить на свои хрупкие плечи проблемы советского общества, социалистической действительности, международных отношений. Куда ты лезешь, психопат? – восклицает тогда советская психиатрия! В 13 психиатрической больнице находился Буковский то ли на экспертизе, то ли вместо реального срока, я зтого не скажу, не помню. После десяти часов вечера отделение затихало. Сморённые лечением и уходом больные засыпали быстро. Впереди была долгая ночь. Спать в остром отделении я не рекомендовал бы даже врагу. Надо было находить какие-либо занятия. Обычно, я читал что-нибудь историческое или философское. Тогда еще жива во мне была мысль о поступлении на философский факультет МГУ им. Ломоносова. Ну, и еще треп с больными, в частности с кандидатом философских наук. Находился он здесь прямо по Чехову, ибо страдал всю жизнь от самых распространенных болезней русской интеллигенции – злой жены и запоя. Болтал я временами и с Володей. Как помню, были мы почти одногодки, так что называли друг друга по именам. Это был конец 1965 года. Узнал я, что турнули его со второго курса биофака МГУ за длинный язык и антисоветскую деятельность. В принципе, под это дело можно было подвести любого, меня в частности. Не зря видно, в припадке злой пьяной откровенности, году в 1974 начальник отделения Уголовного розыска Ленинского РУВД г. Москвы майор Макаров Гавриил Никитович кричал мне – начальнику Уголовного розыска 7го отделения милиции: Ну, Буканов! Был бы сейчас 37 год, получил бы за свой язык по полной! Однако, маленькое объяснение. В спектакле классика советского театра Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия» есть сцена разговора Вожака и матроса Алексея. Суть ее в двух фразах: За длинный язык знаешь что бывает? – спрашивает Вожак. А за измену, – отвечает Алексей. Вот такая разница была между мной и Володей. Я всегда считал, говорить можно о чем угодно. Другое дело действия, направленные против Советского государства. Вот с ними я был категорически не согласен и не потому, что любил её, любушку совецку власть! Считал, и до сих пор считаю, за социалистическим общественным строем – будущее. Конечно, если очистить его от наслоений, нанесенных партийными теоретиками всех мастей и оттенков. A власть в СССР была дурой, не способной отделить своих сторонников от врагов. Для нее Владимир Высоцкий и Александр Галич находились на одной баррикаде и преследовались одинаково!