Ты пеняешь, что я не прислал «Гернани»; именно его то и послать собрался, но нет возможности. Перед мною груды брошюр и книг для тебя и Козлова и даже для Гнедича за Гомера, нарядов для жен и детей ваших и всякая всячина для тебя и для многих на Москве и в Питере; но все это возвратится во свояси, то-есть, в Пале-Рояль, в эту миниатурную вселенную, где недостает только одного – тебя. Не возвратятся только мои наряды, коими и с тобой хотел поделиться и заранее повторял Василья Львовича:
На образец пришлю хоть застежку. Между тем, посылаю «Гернани» и «Racine enfoncé». В Англии иначе бы вступились за Шекспира и в карикатурах. Посылаю послание из тюрьмы, еще трепещущее новостию появления. Козлову отдай в первый том первые две части Мура; другие две еще не вышли и вряд ли еще и написаны, хотя и печатаются; ибо лорд Лансловн, его сосед и покровитель, недавно здесь сказывал мне, что он их дописывает. «Les harmonies sacrées» Ламартина выдут к 10-му июня. Я даже в типографию посылал за листами, чтобы послать вам их, но и он дописывает; а между тем возит свою жену, англичанку, по магазинам и готовится быть представителем двора французского у греческого.
Сверчкова уехала, не заплатив мне двести с чем-то франков за тебя, ибо недоставало у ней денег на дорогу: обещала немедленно заплатить тебе в Петербурге. Она там будет к августу, а прежде в Карлсбаде.
«Газеты» Дельвига, о коей ты пишешь, я не получал. Отдал ли ты ее Матус[евичу]? Неужели Булгаков не уведомляет тебя о курьерах? Похлопочи о сем и присылай, что под руку попадет. Теперь, когда нет надежды к возвращению, еще сильнее захотелось русского духу, но не в России, а из России только.
Поблагодари Гнедича за Гомера и скажи, что я недавно, во время моей душевной смуты, получил его и оттого не отвечал; но уже говорил с первым переводчиком Гомера, Монбелем, о его предисловии, и если бы я достоин был быть хотя предисловия переводчиком и у меня был досуг, то и до отъезда на юг была бы уже статья в «Дебатах» и в «Глобе» или в одной из «Revue» о его бессмертии. Но как успеть? А сам я о Гомере знаю только по наслышке. Нет, виноват: давно я и его прочел, и мое классическое невежество только останется в шутках. Я и Библию прочел, когда перестал о ней ораторствовать в Таврическом дворце. Доберусь и до «Телемака», а недавно видел и Расинову «Гофолию», которой Лафон угощал здесь Неапольского короля; но Тальмы нет, и толстая Гофолия – Paradol не заменяет mademoiselle Georges, которая еще поддерживает и себя, и Одеон в Христинах и пр.
Присылай биографию Фонвизина, но за перевод не ручаюсь, хотя и обещал твою статью Бюшону, издателю de la «Revue trimestrielle», недавно ожившей после годичного усыпления.
Скоро оторвусь я и от здешних литераторов, с коими везде встречался. Италия займет меня совершенно и, после Германии, Франции, Англии, Шотландии и Бельгии, где я осмотрелся, Италия для меня будет совершенно новым занятием. Я найду там приятелей, коих отсюда заготовят мне; но всего лучше – я найду там небо ясное в октябре и развалины и утешусь великим утешением Иоанна Мюллера: погружусь в прошедшее, auf dass ich meine Zeit vergessen kann.
Обними Карамзиных. Встречу ли их в Европе? Вот уже шесть недель, как я ни о чем более не писал к брату, как о том, о чем уже писать ни к кому не буду, и гриммские письма мои прекратились и к нему. Но я переплел старый год, и если бы не было в нем адресов и кое-каких русских комеражей, то я бы отправил их к тебе. Это мне недавно пришло на мысль, ибо не опасаюсь ни за себя, а еще менее за брата гласности; но как выписать оттуда все, в чем может встретиться надобность? Письма братнины были бы для тебя интереснее и наставительнее, ибо он пишет результат жизни, чтения, мыслей и опытов души; но с ними не расстанусь. Мои – тешили только Козловского, а брат читал их, как газеты. Для вас и старые газеты могут быть не без интереса.
Поклонись жене и детям от их нежного и верного друга и обними за меня себя. Княгиня Гагарина (Соймонова) и Свечина нежно тебе кланяются и повторяли о сем неоднократно.
Спокоен ли я? И мудрено ли, что спокоен? Я на горе высокой, и ажитации жизни под ногами моими.
721.
Тургенев князю Вяземскому.
24-го мая 1830 г. Париж. [№ 1].
Вот вам, милые друзья, еще несколько брошюр. Вяземскому карикатуры: всего пять. К Даниловой принадлежит картинка с костюмами. Не знаю, Темира или Козлов желали иметь мелодрам. Посылаю ей три, а англинских альманахов пришлю после, и ей прежде всех других, если сегодня не успею, и если комедии не она желала иметь. Я выбрал из новейших лучшие, по совету драматического печатника в Palais Royal – Barba. Скоро выйдет новая книга Manzoni.
Читать дальше