Леонид Дядюченко - Какая она, победа?

19

конца коридора, открыл дверь с черным силуэтиком элегантного мужчины во

фраке и в цилиндре, сделал все, что нужно было сделать, а затем тем же по-

рядком, с теми же остановками одолел коридор, водрузился на щит и стал

ждать сил, чтобы жить дальше.

Однажды они с Геной Ахсановым, давним ошским приятелем, заядлым

бродягой, охотником и альпинистом, спускались с пика Семенова-Тян-

Шанского. При спуске Гена сорвался, скользнул вниз, проскочил мимо, да

как-то странно, в самой нелепой позе, на спине, с прижатым к груди

ледорубом.

— На живот! — закричал Балинский. — Зарубись!

Куда там! На это тоже время нужно, чтобы сообразить. Балинский

пытался травить веревку, но рвануло так, что самого выбросило вверх, к

самому крюку прижало, хорошо еще, что крюк выдержал. Повернул голову,

нашел глазами Ахсанова. И в хохот. Да в какой, успокоиться не мог! А

почему, непонятно. Ну лежит Ахсаныч. Ну ошалело смотрит в снег. Ну

слетели у него очки и воткнулись перед самым носом дужками в наст. Вот и

все. Но как показалось это тогда смешно!

А вот страшно не было. Страх свой главный он пережил не в горах — в

детстве, когда Балинские жили на самой окраине Оша, в глинобитной

узбекской мазанке, дорожка к которой вела через высоченные, похожие на

бамбуковые заросли кукурузы, а в кукурузе жила ведьма. Так все говорили.

И Толик, пропадая с мальчишками то на берегах мутной Ак-Бууры, текущей

через город, то на скалах Сулейманки, затейливым гребнем торчащей над

окрестными кварталами, обычно старался попасть домой засветло, чтобы,

стало быть, не встретиться с ведьмой. А тут забегался и возвращался в

полной темноте. Шел не дыша, стараясь унять оглушительный стук сердца,

то и дело оглядываясь в сторону затаившихся кукурузных джунглей. Потом

не выдержал. Припустил бегом. В то же мгновение жесткая, словно из

пыльной жести, листва заскрежетала, зашуршала, и на дорожку с хряском

вырвалось что-то черное, стремительное, от которого, как в дурном сне, Толя

20

так и не смог убежать.

Он даже закричал тогда от испуга, а ведьма в два прыжка подкатила под

ноги, запрыгала вокруг, радостно разевая пасть и восторженно дыша.

Вывалив язык, она упорно стремилась лизнуть Толю в лицо, взвизгивая от

нетерпения и преданности.

— Дружок! Дружок!

Так было покончено с детскими страхами. С прочими ребячьими

слабостями: с робостью, неумением постоять за себя — быстро покончило

то, что обычно называют «улицей». И когда ее подчас упрекают во всех

смертных грехах, он не бросит в нее камень, рука не поднимется. Улица

научила стоять на ногах, даже если тебя бьют.

Это умение понадобилось уже в детстве. Война началась, когда Толе

было семь лет. Мать перенесла трудные роды, болела и долгое время не

могла работать. А отец, Павел Балинский, инвалид первой группы, не

работал вовсе. Когда-то сражался с басмачами, состоял в союзе шоферов

Востока, гонял машины по знаменитому Памирскому тракту, через

головоломные серпентины Талдыка и снежные заносы Катын-Арта.

В те годы даже летом не любили на будущее загадывать, когда в рейс

уходили. А в 1936 году в самый разгар зимы шофер Павел Балинский в

составе специальной автоколонны под командованием Оки Городовикова

чуть ли не полмесяца пробивался на помощь к жителям высокогорного

Мургаба, отрезанного от всего мира небывалыми снегопадами. Тогдашние

газеты много писали об ураганном ветре силой до двенадцати баллов, о

снежных заносах в телеграфный столб высотой, о морозах, таких свирепых,

что шоферы по двое суток не глушили двигателей, боясь разморозить

радиатор. . В том памирском походе отец себя и застудил. Да так, что не смог

вернуться к работе. В руках появилась дрожь, не удавалось даже свернуть

цигарки — все рассыпал. Когда подрос сын, он стал отцу цигарки

скручивать. Ну и прикуривать. Так начал курить. Чуть раньше, чем научился

читать.

21

Когда шоферов стали брать на фронт, отец вернулся на автобазу. Но и

тогда он редко куда выезжал, а чаще только ставил машины на смотровые

ямы, возился по ремонту. Однажды грузовик, которым он занимался, сорвал-

ся с неловко подведенного домкрата. Отцу помяло грудную клетку, и с

работой пришлось проститься навсегда.

Семью спасла мать. Едва поднявшись на ноги, она пошла работать на

мясокомбинат. Там приходилось дежурить неделями. Работала то на