Юрий Домбровский: Гений жанра

Когда приехали гости, Елизавета Алексеевна не удержалась, чтобы похвастаться внуком, и показала его рисунки.

– Какой одарённый ребёнок, – покачивали головами гости. – Ведь это подлинные пейзажи, и рисует Мишель просто восхитительно. Эти рисунки необходимо сохранить – а ну как он сделается знаменитым художником, им же цены не будет.

Некоторые рисунки бабушка сохранила.

Вообще Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, была не особенно красива: высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа. Хотя обладала недюжинным умом, силой воли и деловой хваткой. Происходила она из знаменитого старинного рода Столыпиных. Её отец, Алексей Емельянович Столыпин, несколько лет избирался Пензенским губернским предводителем дворянства. В его семье было одиннадцать детей. Елизавета Алексеевна была первым ребёнком. Один из её родных братьев, Александр, служил адъютантом у знаменитого полководца Суворова, двое других, Николай и Дмитрий, вышли в генералы. Один стал сенатором и дружил со Сперанским – известным реформатором и законодателем, двое других избирались предводителями губернского дворянства в Саратове и Пензе. Одна из её сестёр была замужем за московским вице-губернатором, другая – за генералом. Бабушка будущего поэта страстно любила внука, который в детстве не отличался крепким здоровьем. Энергичная и настойчивая, она прилагала все усилия, чтобы дать ему всё, на что только может претендовать продолжатель рода Лермонтовых. О чувствах и интересах отца она не заботилась. Мальчик вообще родился болезненным, и все детские годы страдал золотухой; но болезнь эта развивала в нём, как ни странно, необычайную нравственную энергию. Болезненное состояние ребёнка требовало так много внимания, что бабушка, ничего не жалевшая для внука, наняла для него доктора Ансельма Леви – еврея из Франции, главной обязанностью которого было лечение и врачебный надзор за маленьким Мишей.

Лишённый возможности развлекаться обычными для детей забавами, Миша начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой. Во время частых и мучительных бессонных ночей, задыхаясь между горячими подушками, он уже учился побеждать страданья тела, увлекаясь детскими грёзами души. Вероятно, это его раннее умственное развитие и особый, какой-то взрослый взгляд на жизнь мешали его выздоровлению …

Это раннее развитие стало для Мишеля источником огорчений: никто из окружающих не только не был в состоянии пойти навстречу «грёзам его души», но даже и не замечал их. В угрюмом и часто замкнутом в себе ребёнке росло презрение к повседневной окружающей жизни. Всё чуждое, враждебное ей возбуждало в нём горячее сочувствие, а поскольку он сам был одинок и несчастлив, всякое одиночество и чужое несчастье, происходящее от людского непонимания, равнодушия или мелкого эгоизма, казалось ему своим и болью отзывалось в маленьком сердечке. В его сердце проживали одновременно рядышком чувство отчуждённости среди людей и непреодолимая жажда родной души, такой же одинокой, близкой поэту своими грёзами и, может быть, страданиями. Кроме няни, у маленького Мишеля был и гувернёр – француз месье Жан Капе. Он обучал ребёнка языкам и приличному поведению в доме и в обществе. Когда-то он жил во Франции и пришёл в Россию вместе с Наполеоном. В России несчастный француз был ранен при отступлении и взят в плен. Ему ещё сильно повезло, что он попал в плен, потому как в России тогда стояли сильные морозы, глубокие снега, и если б его не подобрали на краю зимней дороги добрые люди, он бы просто замёрз. Хотя они и не понимали французского языка, но выходили невезучего завоевателя. И пришлось Жану Капе научиться говорить по-русски. А когда он выздоровел, то решил навсегда остаться в России и стал служить гувернёром. Так Россия стала для него родиной, и он остался служить у бабушки маленького Лермонтова.

Жан Капе говорил с Мишелем по-французски, Христина Осиповна – по-немецки, и маленький Лермонтов свободно разговаривал на этих языках уже с детства. Ещё он научился латыни и английскому языку. Начал читать книги на тех языках, на которых они были написаны: стихи Байрона – из английской книги, стихи Гейне – из немецкой.

И как-то так само собой получилось, что всё чаще он стал говорить в рифму. Привезут, бывало, гости какую-нибудь механическую игрушку-птичку, которая умеет махать крылышками и красиво петь, послушает Мишель её пение и скажет:

– Эта птичка хороша, у неё поёт душа.