Татьяна Вирта - Физики и лирики - истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

К сожалению, приступы депрессии у Бранко учащаются. Необыкновенно плодовитый и работоспособный писатель, Бранко больше всего боится, что не сможет продолжать работать, а без работы жизнь для него не имеет никакого смысла.

– Бранко, но вы только что рассказывали мне, что у вас в запасе есть разные замыслы, которые еще только предстоит осуществить.

В ответ Бранко что-то мычит неопределенное. Не знаю, как бы его развеселить… Как отвлечь от тягостных раздумий…

В письмах Цица просит меня достать в Москве такое-то и такое-то лекарство. Пишет, что Бранко «в своей низшей фазе». Достаю. Пересылаю.

Однажды, находясь в состоянии подавленности и тоски, Бранко Чопич принял роковое решение. 26 марта 1984 года он вышел из дома, дошел до моста через Саву и бросился вниз с самого высокого пролета. Ему было всего лишь шестьдесят девять лет.

Позволю себе привести здесь ностальгическое стихотворение Бранко Чопича, посвященное его родному краю и переведенное мной специально для этих заметок о моем любимом писателе:

У меня осталось несколько писем и книжек с посвящениями, написанными рукой самого Бранко Чопича.

Откуда бы мы с моим мужем ни возвращались, из Америки, Японии или Европы, мы всегда снова оказывались в Москве. Создавалось впечатление, что наша планета, действительно, круглая.

Американцы при подлете к Нью-Йорку с большим воодушевлением поют: «Америка, Америка, великая страна!» Наши авиапассажиры при подлете к Москве гимна не поют. Сорвавшись со своих мест, они кидаются получать багаж: кто кого быстрее обгонит. При виде этой несущейся толпы – куда? и зачем? – я отмечаю про себя: вот мы и дома. И темп, который задают наши авиапассажиры, кажется мне совершенно правильным. Нам тоже пора в него включаться и бежать – платить, переоформлять, подписываться на газеты, звонить в издательство, вызывать мастеров по ремонту и, наконец, записываться на прием к врачу, – все-таки о своем здоровье тоже надо подумать. И просто адаптироваться к нашей жизни.

Когда в Горбачевскую эпоху, в конце восьмидесятых годов, – огромное спасибо за этот подвиг Михаилу Сергеевичу, – были открыты границы нашей Родины и мы с моим мужем впервые вместе выехали за рубеж, в Нидерланды, для меня это было ликбезом отсталой женщины, как бы из диких степей оказавшейся в цивилизованном мире. Нельзя сказать, что прежде я не бывала за границей, но что может видеть турист или член официальной делегации в поездках по западным странам – прекрасные города, комфортные гостиницы, возвышенное искусство и никакого погружения в жизнь. Ее бытовая сторона открывается тебе лишь в нормальной повседневной действительности. И вот выясняется. В супермаркете существуют товары непонятного для меня предназначения. Например, йогурт, или корнфлекс, или неведомые экзотические фрукты, прибывающие сюда из бывших колоний Королевства Нидерландов. В супермаркет Альберт-Хайм меня привела Мариан, жена профессора Ека Вальравена, по приглашению которого мой муж приехал в Амстердамский Университет.

– Мариан, – спрашиваю я ее, – почему этот «корнфлекс» называется «сухим завтраком»? Разве его не надо варить?

– Мариан, что это за фрукт такой мохнатый, – указываю я на киви. – А что это за ягоды колючие?

В квартире, где нас поселили, мне приходилось впервые использовать многочисленные агрегаты современной бытовой техники, которая пока еще до нас не дошла, – микроволновку, стиральную машину, кофеварку, миксер.

Писатель-фантаст Герберт Уэллс, несколько раз в довоенные годы посещавший СССР, примерно так описывал нашу действительность: …если вам на улице встретится взъерошенный молодой человек с безумным взглядом, который вздевает руки к небу и кричит, будто бы он изобрел холодильник, вы должны ему поверить, потому что русские заняты изобретением того, что давно уже стало привычным потребительским предметом в цивилизованных странах…