Вероника Богданова - Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина. Одна таинственная страсть…

– А вот это подойдет для печати, – уже совсем другим тоном сообщил Тарасов, вчитываясь в строки. Он тут же подозвал кого-то и сунул появившейся в дверях женщине листок. «В печать», – коротко приказал он.

Уже на следующий день во всех газетных киосках страны появился выпуск газеты «Советский спорт» со стихотворением никому пока не известного Евгения Евтушенко. Не веря своему счастью, Евгений Александрович побежал к киоску и попросил у продавца все имеющиеся выпуски газеты. Получив штук шестьдесят экземпляров, он встал посередине улицы и стал раздавать выпуски всем прохожим, громко декламируя свое стихотворение.

За печать в газете ему полагался гонорар, который составил чуть ли не половину месячной зарплаты матери Евгения, к тому моменту окончательно оставившей певческую карьеру и превратившейся в концертного администратора.

Первый гонорар обязательно нужно пропить, об этом Евгению сообщил его лучший друг. Эта традиция понравилась Евгению, и он предложил другу составить компанию в этом «нелегком» деле.

Пригласив двух знакомых девушек, они отправились в единственный известный им ресторан. Немного провинциальный интерьер с гротескной лепниной, дорогими скатертями и неприветливой официанткой казался им чем-то совершенно удивительным и кинематографичным. Увидев в меню позицию «Сухое вино», Евгений Александрович тут же заказал его. В те годы популярно было сухое ситро, порошок, который требовалось развести водой, чтобы получился лимонад. Им почему-то казалось, что сухое вино должно быть чем-то таким же. Увидев, что вместо порошка им несут графин с бордовой жидкостью, Евгений Александрович со всей важностью в голосе поинтересовался:

– Простите, но я заказывал сухое вино…

– Сухое закончилось, есть только мокрое, – усмехнулась официантка.

Так или иначе, гонорар удалось пропить в рекордно короткие сроки, с этой задачей справились даже слишком быстро.

Николай Тарасов и его лучший друг, шахматист Владимир Барлас, взялись за воспитание и образование подающего большие надежды Евгения Евтушенко. Ученик попался сообразительный и одаренный. Он легко и просто писал стихи на любую тематику. Футбол, хоккей, бокс… Какая разница? Хотя про футбол, конечно, было интереснее.

«Кирсанов однажды сказал мне: „Вы думали, наверно, что мне понравятся ваши стихи, потому что они похожи на мои? – спросил он. – Но именно поэтому они мне и не нравятся. Я, старый формалист, говорю вам: бросьте формализм. У поэта должно быть одно непременное качество: он может быть простой или усложненный, но он должен быть необходим людям… Настоящая поэзия – это не бессмысленно мчащийся по замкнутому кругу автомобиль, а автомобиль “скорой помощи”, который несется, чтобы кого-то спасти…“»

Иногда случалось так, что забывали добавить пару строк про Сталина, тогда Николай Александрович дописывал их самостоятельно. Впрочем, способный ученик быстро навострился делать это самостоятельно. Евгений Александрович называл эту работу своей поэтической школой. Здесь он оттачивал мастерство, изучал творчество самых модных и современных поэтов, искал свой собственный стиль.

Владимир Яковлевич Барлас (1920–1982) – шахматист, писатель, литературный критик.

«Он жил непримиримо и страстно, и это было прекрасно, как постоянное преодоление смерти».

В 1952 году случилось знаковое для Евгения Евтушенко событие. Его поэтический сборник «Разведчики грядущего» одобрили к печати. Это обстоятельство послужило достаточным основанием для того, чтобы принять его одновременно и в Союз писателей, и в Литературный институт. После того как краткая эйфория первого успеха сошла на нет, осталось лишь острое чувство разочарования в написанном. Книгу все хвалили, но сам автор был ею недоволен.

«Кому может быть дело до красивых рифм и броских образов, если они являются только завитушками вокруг пустоты? Что стоят все формальные поиски, если из средства они перерастают в самоцель?»

Прав был Владимир Барлас, который с первого дня знакомства с Евтушенко донимал его вопросами о гражданской позиции. Шахматист считал, что советский поэт не имеет права быть просто мастером рифм и образов, это не самое трудное ремесло. Нужно знать – для кого ты пишешь? что ты хочешь сказать людям?