Гитлер перечислил длинный список французских грехов, не выказывая, однако, резкости. Он повторил то, что говорил в Хендайе: «Мы уже выиграли войну; Англия побеждена и рано или поздно будет вынуждена признать это». И продолжал: «Ясно, что кто-то должен заплатить за проигранную войну. Это будет или Франция, или Англия. Если расплачиваться будет Англия, то Франция займет подобающее ей место в Европе и сможет полностью сохранить свои позиции как колониальная держава». Но чтобы это случилось, важно, чтобы Франция уже сейчас защитила свои колониальные владения от нападения и отвоевала колонии в Центральной Африке, перешедшие на сторону Де Голля. Косвенное предложение присоединиться к войне против Англии было сделано, когда Гитлер спросил Петена, что будет делать Франция, если на нее снова нападет Англия, как это было, например, когда французские военные корабли в Оране отказались подчиняться приказам британского флота.
Петен сразу же понял подтекст, потому что ответил, что Франция не в состоянии вести новую войну. Он в свою очередь задал вопрос Гитлеру об окончательном мирном договоре? «чтобы Франция была осведомлена о своей судьбе, а два миллиона французских военнопленных могли как можно быстрее вернуться домой».
Здесь в разговор вмешался Лаваль, указав на готовность, с которой Франция откликнулась на требование Германии о сотрудничестве не только в чисто военных областях. Французы миролюбивый народ. Они неохотно пошли на войну и никогда по-настоящему не сражались, о чем свидетельствует большое число военнопленных.
Гитлер не ответил на те вопросы, которые, разумеется, казались Петену и Лавалю самыми важными, а французы не сказали ни слова в ответ на намек Гитлера насчет вступления в войну против Англии. Карта, на которую поставил Гитлер, была бита в результате осторожной сдержанности Петена и Лаваля. Односложные ответы Петена во время дискуссии в Монтуаре явно свидетельствовали о категорическом отказе, не лучше обстояло дело и с Лавалем. Хорошо зная французов, свои симпатии во время этого разговора я отдал побежденным. По-моему, в таких случаях люди особенно чувствительны к любой фальшивой ноте с противоположной стороны. Я понял тогда и считаю до сих пор, что Франции нечего было стыдиться той позиции, которую заняли эти двое французов в отношении к победителю на той встрече в Монтуаре. Мое впечатление подтвердил и тот факт, что в тот вечер Гитлер, по моим наблюдениям, был особенно разочарован отчужденностью французов. В последующие месяцы это разочарование продолжало нарастать и к Рождеству достигло высшей точки во взрыве ярости против адмирала Дарлана, преемника Лаваля. Тогда Гитлер целый час разносил Дарлана в том же самом вагоне, где проходил в Монтуаре разговор с Петеном и Лавалем.
* * *
У тех, кто возвращался в Германию в двух специальных поездах Гитлера и Риббентропа, настроение было не особенно радостным. Ни в Хендайе, ни в Монтуаре Гитлер не получил того, чего хотел. Но появилась и другая проблема: вскоре после того, как мы достигли немецкой границы, наше посольство в Риме сообщило, что Италия готова захватить Грецию. Гитлер был вне себя? он считал акцию Муссолини совершенно неприемлемой в это время года. Риббентроп, «голос хозяина», сказал нам за ужином: «Итальянцы ничего не добьются в Греции в период дождей и снегопадов. Кроме того, последствия войны на Балканах весьма непредсказуемы. Фюрер намерен любой ценой удержать дуче от выполнения этого безумного замысла, поэтому нам нужно немедленно ехать в Италию, чтобы поговорить с Муссолини лично». В напряженной атмосфере, воцарившейся в нашем вагоне по получении этого известия, мы остро почувствовали, как дернулся поезд, когда повернул от Берлина на юг. «Полиция поспешила на место преступления»,? как говорится в детективных романах.
Мы проезжали по преждевременно занесенной снегом местности, такой же холодной, как наше настроение, и в 10 часов утра 28 октября прибыли на празднично украшенный вокзал во Флоренции. Мы уже знали, что опоздали, так как два часа тому назад пришло сообщение, что итальянцы вступили в Грецию. Муссолини встретил Гитлера, самодовольно улыбаясь. Прямо на платформе он объявил в нашем собственном стиле, характерном для подобных случаев: «Победоносные итальянские войска сегодня на рассвете пересекли греко-албанскую границу». Это была месть Муссолини за бесчисленные акции, о которых Гитлер никогда ему не сообщал до того момента, когда принц Гесский, королевский курьер, отправлялся на рассвете специальным самолетом в Рим.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу