Елена Якович: Прогулки с Бродским и так далее. Иосиф Бродский в фильме Алексея Шишова и Елены Якович

А. Шишов.А для вас сейчас абсолютно естественно писать по-английски?

И. Бродский.Абсолютно, да.

Е. Якович.А поначалу не было раздражения оттого, что вы по-русски можете все, и все-таки английский…

И. Бродский.Никакого раздражения не было. Человек на самом деле, я думаю, вполне способен в достаточной степени эффективно оперировать минимум на двух языках. Чему доказательством весь русский XVIII и XIX век, да? До семнадцатого года, я думаю, двуязычие было вполне органическим состоянием русского интеллигентного человека, или образованного. После семнадцатого года возникла как бы ситуация, которая на сегодняшний день приводит вот к таким вопросам, удивленно поднятым бровям и некоторому подозрению в двойственности натуры. Ничего этого нет, это абсолютно естественный процесс. И мне, кроме того, всегда английский язык, английская литература были интересны. Я переводил довольно много, и с других языков тоже, но с английского как-то больше получалось. Мне просто нравилась там одна вещь, которой нигде больше в других литературах я так отчетливо не замечал: это дух индивидуальной ответственности. Это, видимо, связано просто с общим тембром англосаксонской культуры. И поэтому я как-то стал, как бы сказать, тяготеть все больше и больше в своем чтении к англичанам. Еще тут определенную роль сыграло, конечно, то, что я нарвался на совершенно замечательных поэтов с самого начала. Если бы я нарвался на какой-нибудь второстепенный ряд, на второстепенный материал… Кроме того, это было связано еще с чисто просодическими внутренними потребностями моей милости. Мне просто было интересней… мне просто хотелось немножечко «устервить» язык, сделать его жестче. И никакой поддержки извне получить было невозможно, то есть не на что было опереться. По крайней мере, в русской литературе, особенно в ХХ веке в русской поэзии, мало на что можно было опереться в этом смысле. У англичан это было. Теперь справа и слева идет этот треск по поводу того, что я нахожусь под влиянием английской поэзии, и так далее, и так далее, и некоторые увлекающиеся молодые люди прослеживают и даже сличают тексты. Это все абсолютно полный бред. Та идиоматика поэтической речи, которая мне представляется предпочтительной, в русскую поэзию была внесена Ломоносовым. И уж совершенно у меня нет таких намерений: ах если, как бы сказать, прививать этот английский, я не знаю, шиповник или боярышник к русской розе… Ну, все, что эти молодые люди пишут, по-моему, абсолютно их собственный вымысел. Но и это меня не огорчает, потому что когда мне говорят, что я подражаю Одену, я считаю это самым крупным комплиментом, который может быть, который я могу получить. Быть его подражателем – лучшая судьба.

А. Шишов.А как вы относитесь к переводам ваших же статей, сделанных другими людьми?

И. Бродский.На русский язык? С отвращением. Абсолютно с отвращением. Это одно состояние. Другое – это просто колоссальная внутренняя мука. Я это почти не в состоянии читать. Почему я сам их не перевожу – у меня просто времени на это нет. Один или два раза я пытался что-то подобное предпринять, несколько раз даже попытался поправить эти переводы, которые я получал, но это невозможно, это тогда надо садиться и все переписывать.

А. Шишов.То есть чтобы статью, написанную по-английски, сделать на русском, ее легче просто написать по-русски?

И. Бродский.Надо написать просто другую статью.

А. Шишов.Набоков тем не менее переводил свои романы с английского на русский…

И. Бродский.Когда он этим занялся, у него было больше времени, чем у меня сейчас.

Е. Якович.Но вас же не удовлетворит любой перевод, мне кажется.

И. Бродский.Это мне говорил Голышев, мой друг и самый лучший переводчик с английского. Ну, я не знаю. Я в этом не уверен. Не уверен.

А. Шишов.А у вас не возникало желания за последние пять, десять лет писать большую прозу? Ну, не роман, но повести?

И. Бродский.Нет. Никогда.

Е. Якович.У меня такой странный вопрос. Есть ли люди в России, которых вы не знаете…

И. Бродский.Наверняка. Их много. И с каждым днем все больше и больше.

Е. Якович.Не знаете – в смысле лично, но с которыми вам по тому, что вы прочли, хотелось бы пообщаться.

И. Бродский.Вы знаете, я человек старый уже. Мне все-таки пятьдесят три года. И особенного желания, стремления к общению, жажды общения у меня уже, в общем, особенно нет. И видимо, существует действительно новая поросль, у которой все шансы быть лучше той, к которой принадлежу я, уже хотя бы потому, что в их распоряжении куда более обширный культурный материал, чем тот, на котором возросла моя милость. Но каждый человек принадлежит к какой-то своей физической, естественной, органической среде, которая определяется опять-таки вот этими возрастными параметрами. Я не знаю, может быть, им от меня какая-нибудь польза была бы, я сомневаюсь в этом. Я боюсь, что мне от них ничего не надо. И ничего другого они у меня не вызовут, кроме вздоха сожаления, что я приближаюсь к выходу из этого помещения, что нам не жить вместе.