Сказки темного леса

— Вещь, — признали мы, мгновенно проникнувшись к Трандуилу не только приязнью, но и уважением.

— А вот объясни нам, — обратился к нему я, — мы встали в Рохане, и там есть одна баба, Лора. Так она про странные вещи толкует…

— Лора? — рассмеялся Трандуил. — Она ебнутая, не берите в ум. Давайте лучше выпьем!

— За что? — спросил Джеф.

— Как за что? — удивился Трандуил, поправляя свою дырявую шапку. — За эльфов, конечно. A Elbereth! Тут он поднял вверх железную кружку.

— Gilthoniel! [14]— откликнулись мы, в точности повторяя его жест.

Я запрокинул голову и влил в себя спирт. В горло хлынул жидкий огонь, и вскоре всё смешалось — свет и темнота, земля и озеро, небо и лес. Треща поленьями, горел костер, в котором плавилась, рассыпаясь на янтарные искры, моя прошлая жизнь. Черным дымом отлетали от меня школьные годы, мир людей обугливался по краям, постепенно истаивая и рассыпаясь узором холодного пепла. Я помню ещё, как, засыпая у огня, спросил Трандуила:

— Так мы что, действительно на игре? То есть на самом деле?

— Какие сомнения? — успокоил меня Трандуил. — Я царь Лихолесья, вы — эльфы из Лориэна. Всё на мази, так что спи спокойно. Вот я и уснул.

Утро пришло неожиданно быстро. Казалось, я только закрыл глаза — и вот уже и оно. Щурясь, я вгляделся в огромный мир: вышло солнце, в просветах между деревьями показалась мерцающая водная гладь. Утренний ветер доносил оттуда легкий плеск и настойчивый запах купороса. Это, как объяснил нам царь Трандуил, связано с тем, что военные положили на дно озера бетонные плиты и иногда используют их для обустройства танковых учений. Танки прут под водой в герметизации, только воздухозаборники видны. Мы не сразу поняли, при чём тут купорос, и тогда царь дополнительно объяснил: химией военные озеро травят, чтобы погубить водоросли и достичь особенной прозрачности и чистоты воды.

— Наверное, Костян уже приехал! — услышал я голос Крейзи. — Нам нужно к себе, в Лориен.

— Ну что же! — отозвался Трандуил. — Доброй дороги!

— Увидимся! — пробормотал я, поднимаясь на ноги. — До новых встреч! Мы отправились в обратный путь. При дневном свете побережье озера выглядело куда как лучше — сосновый бор, рассеченный на части языками вересковых пустошей, кое-где спускающимися к самой воде. По пути мы обменялись мнениями:

— Хороший мужик у них царем, — заявил я.

— Факт, — согласился Крейзи, — их величество квенту [15]сечет.

Когда мы пришли обратно к Лориному типи, то первым делом заметили Костяна — с мрачным видом он сидел у едва тлеющего костра.

— Утро доброе, — вежливо произнес Крейзи.

— Угу! — ответил Костян. — Только не для всех!

Он откинулся на бревне и рассказал нам, что случилось с ним по дороге. Оказывается, уже на выходе из электрички он начал пить водку, а чуть позже заполировал все это дело пивком. Неподалеку от Большого Красноперского Костя повстречал какого-то заезжего грибника — тот завтракал бутербродами, расположившись у поворота на полигон. Костя попросил его поделиться закуской, но мужик ему отказал. Тут Костя снова предложил ему поделиться, но мужик взбеленился и послал его на хуй. Тогда Костян подобрал толстую палку и несколько раз огрел ею сидящего у обочины мужика. Воспользовавшись возникшим замешательством, Костян подхватил с земли сверток с бутербродами, отбежал в сторону и был таков.

— Вот ведь сука! — объяснил нам своё поведение Костя, доставая бутерброды из пропитавшегося жиром газетного свертка. — Нарушает закон тайги, едой не делится! Вот я…

— Охуенный поступок! — поддержал Костяна Джеф. — Смотри — и с селедкой, и с огурцами.

— И с колбасой! — показал Костян. — Повезло!

— А есть у тебя… — с надеждой спросил я, но Костян предупредил мой вопрос, достав из рюкзака пол-литровую бутылку водки.

— Конечно, есть! Мы достали кружки, разлили водку и уселись вокруг костра.

— Ну, с добрым утром! — предложил я.

— За приезд! — согласился Костян, но нам даже выпить спокойно не дали.

— Вы эльфы из Лориена? — раздался пронзительный, трескучий голос у нас за спиной. Я повернулся, и перед моим взглядом предстал среднего роста мужик, замотанный в обрывки темно-синей занавески. Он кутался в неё так плотно, что из-под неё виднелись лишь мятые серые брюки и короткие резиновые сапоги, а над нею — грязная, неухоженная борода. Эта борода в буквальном смысле потрясла наше воображение. Потом, вспоминая её, мы подолгу спорили: действительно ли в ней застряли окурки, или между засохшими соплями сиротливо ютились только одинокие остатки макарон.