Сказки темного леса

— Много, — ничуть не смутясь ответила Лора, — я всё про это знаю. Садитесь на бревно, я вам кое-что расскажу. Вы ведь первый раз на игре?

Мы уселись кружочком, и я мог наблюдать, как играет свет на наших темных фигурах. Крейзи кутался в черную морскую шинель, у меня шинель была метростроевская, а Джеф щеголял в ватнике. Лица у всех были потерянные, не такой встречи мы ждали от нашей первой игры — во всяком случае мы с Крейзи. Джефу было на всё это глубоко насрать.

— Здесь непростое место, — пристально глядя на нас, сообщила Лора, — хоровод сил. Дороги сходятся и расходятся, миры проникают друг в друга. Опасно заплутать ночью в этих местах.

— Военные? — нашёл нужным уточнить Джеф, не уловивший сути. — Или что?

— Нет, — терпеливо объясняла нам Лора, продолжая гнуть свою линию, — хоровод сил. Дороги сходятся и расходятся… Я слушал её и не мог понять — то ли она сумасшедшая, то ли издевается над нами.

— Как же насчет игры, — решил поинтересоваться я, — насчёт игры-то как?

— Так я вам и говорю, — удивилась Лора, — здесь, в хороводе сил…

— Так, — сказал я Крейзи тихонько, — с нею не договориться.

— Подожди, — перебил меня мой друг, — послушаем, чего она еще скажет.

— Угу, — перебил его я, — всю ночь будем слушать. Эй, Лора, можно у тебя переночевать?

— Нет, — быстро ответила Лора, — у нас очень мало места, сами еле помещаемся.

- “Сами” — это кто? — уточнил я.

— Я и Этцель, — ответила Лора. — Но вы можете переночевать у костра. Есть у вас выпить?

— Нет, — так же быстро ответил я, — денег не было.

— Не успели купить, — подтвердил Джеф.

— А больше ничего нет? — допытывалась Лора.

— Чего, например? — спросил Крейзи.

— Ну, не знаю? — Лора наморщила лоб и стала ещё страшнее.

— Нет, — отрезал Крейзи, — этого тоже нет.

— Ладно, — сказала Лора, внезапно утратив к нам интерес, — я пойду спать. А вы не шумите, поняли?

— Конечно, Лора, — ответил Антон. — Как ты могла подумать? Лора поднялась и ушла в типи, слышно было как она, ворочаясь, устраивается на ночлег.

— Пацаны, — тихо предложил я, когда всё стихло, — давай-ка накатим!

— Давай, — легко согласился Джеф. — И скушаем по чуть-чуть таблеток.

— И покурим, — вставил своё слово Крейзи, а потом добавил: — Парни, вот ведь здорово! Мы же на игре!

— Похоже на то, — согласился я, — только вот эта баба меня смущает. Что-то тут нечисто.

— Забей, — отмахнулся Крейзи, — хуйня это всё!

— Давайте-ка лучше споём, — высказался Джеф, — песню. “Маму”.

— О! — поддержали мы. — Конечно, давай.

Костёр метался, раздуваемый ледяным ветром, тени плясали, а мы сидели в кругу желтого света, взяв под руку что придется — поленья, крышки и котелки. Сначала вступил ритм — тихий перестук, а потом Джеф начал:

— Не бей меня, мама, — заунывно запел он, растягивая слова, и мы подхватили:

— Железным молотком по голове. Не бей меня, мама, железным молотком по голове. Не бей меня, мама…

Песня лилась — мне казалось, что горло само выводит нехитрую мелодию. Слова повторялись и повторялись, пока в голове не осталось ни одной мысли — только ритм и речитатив, раз за разом, и еще раз, и еще. Постепенно мы впадали в раж — менялись лица, голоса становился громче, стук усиливался — и песня продолжалась. Бывало, мы пели её по два часа и больше, без перерыва — только смачивали водкой горло, постепенно проваливаясь в подобное трансу состояние, ни черта не видя и не замечая вокруг себя. Но достичь таких глубин сегодня мы не успели, наше внимание привлёк какой-то посторонний звук. Кто-то кричал и матерился из типи, призывая нас заткнуться и перестать стучать.

— Эй, в Рохане, — умолкнув на время, спросил Крейзи, — чего орёте?

— Вы знаете, — спросил в ответ надломленный голос, причем на повышенных тонах, — сколько сейчас времени?

— Сколько? — нимало не смутившись, переспросил Крейзи.

— Три часа ночи, — был ответ.

— Так хуй ли вы не спите? — удивился Крейзи, и мне хорошо было видно, до чего он доволен. В типи на секунду умолкли, а затем вход распахнулся, и оттуда выкатился человек. Он действительно выкатился — кувырком, в одних трусах и светлой рубашке, босой, длинноволосый и вооруженный деревянным мечом. Ему было за двадцать или около того (нам, по крайней мере, он показался вполне взрослым), но меня больше смутил не возраст, а лицо незнакомца. Глаза его были выпучены, рот искривлен, а на лице читался только один вопрос: “Кто посмел?”. Перекатившись, он замер — с мечом, поднятым над головой.