21 августа 1968 года, в день вторжения войск Варшавского Договора в Чехословакию, отцу истек срок нахождения в тюрьме, я с мамой и братом Толей приехал во Владимир.
Дядя Саша (муж маминой сестры) Комельков, заместитель начальника ГАИ Владимирской области, завел свою «Победу», и на ней поехали к тюрьме.
Ждали около часа. Отец показался в главных дверях улыбающийся, кто-то сзади нес его немудреный багаж узника: вещи, письма за десять лет.
Во всех окнах главного корпуса были видны лица сотрудников.
Мы сели в «Победу», я — впереди, мама, отец, Толя — сзади, и поехали через город к Владимирскому шоссе. По дороге где-то в центре дядя Саша остановил машину, зашел в универмаг и вышел с бывшим начальником Владимирской тюрьмы — Кротом (он работал тогда директором этого универмага). Бывший полковник МВД очень тепло распрощался с отцом.
Мы выехали за город и быстро погнали к Москве.
Отец ехал молча, иногда повторял, глядя на убегающие осенние красоты природы: «Как красиво, как красиво!»
Для него начавшаяся свобода была как второе рождение. Чувствовалось, что он очень взволнован, но это чувство было глубоко запрятано в нем. Мы сделали остановку, въехав в лес. Отец медленно вышел, очень медленно, словно по зыбкой почве, ходил вокруг машины, после камеры лес — диковинная красота!
Через три часа мы были уже в Москве, проехали до ВДНХ, оттуда свернули в Останкино, куда всей семьей, но без отца переехали в феврале 1961 года. По приезде нас ждал торжественный обед, на котором мы выпили шампанского за возвращение отца. После обеда отец ушел в спальню и там лежал до ужина.
Наша жизнь стала радостней, хотя уже стоял вопрос — как быть с пенсией отца, ведь ему был уже 61 год.
Первым нам позвонил и предложил работу в юридическом отделе своего института Семенов Александр Ильич (подполковник милиции, капитан ГБ): отец окончил Военно-юридическую академию в 1953 году. Но находиться на работе полных восемь часов для отца в тогдашнем состоянии было очень трудно: адаптация к простору, отсутствие запретов и т. п. — дело не быстрое.
Было решено заняться переводами с немецкого, польского, украинского, белорусского. И отец принялся за эту творческую работу.
В начале 1970-х он вступил в Комитет литераторов при Союзе писателей СССР: легче было заключать договора на книги, появилась возможность пользоваться поликлиникой Литфонда, а главное — была узаконена его творческая деятельность. Отец с гордостью говорил: «Я литератор».
У отца вышло более 20 переводных книг, несколько «своих» книг в содружестве с Ириной Гуро (Раиса Соболь), с которой мои родители были в дружбе с 1920-х годов. Раиса Соболь была капитаном чекистской разведки, до войны работала в Германии, прошла наши лагеря; когда началась война, была участником партизанского движения. У отца были и другие литературные публикации, которые до 1994 года шли под именем «Анатолий Андреев».
В 1994 году вышла книга в США «Особые задания», где впервые, как выше уже говорилось, появилось настоящее имя, отчество, фамилия отца. Работа отца, мамы и других стала известна всему миру. Переводы этой книги вышли в Англии, Франции, Испании, Германии, Финляндии, Израиле и других странах.
Конечно, об отце, о его жизни и работе мы с братом знали далеко не все. Хотя отец и делился со мной и братом своими воспоминаниями, рассказывая о себе, своей жизни, что называется, «по случаю» или «к слову», я раньше не связывал воедино все его отрывочные рассказы. Я просто чувствовал его всегда близко, рядом со мной, просто знал: вот это — мой отец, и мне этого было достаточно. Цельное, сознательное представление о личности моего отца, уже непосредственно связанное с той эпохой, в которой ему пришлось жить и работать, пришло ко мне гораздо позже, уже в зрелом возрасте. Впервые же, пожалуй, последовательно и подробно отец рассказал о себе на страницах своих книг-воспоминаний.
Моя мама умерла в сентябре 1988 года, и ее прах покоится на кладбище Донского монастыря. После смерти мамы здоровье отца ухудшилось, тем не менее он продолжал усиленно работать над своими воспоминаниями, готовя их к публикации. В них, в частности, отец пишет об отношении к нему «перестроечного» руководства страны:
«Высшее руководство в середине 80-х годов занимало по отношению ко мне двойственную позицию. С одной стороны, считая, что мое дело сфабриковано, меня приглашали в институт имени Ю. Андропова — с лекциями по истории разведки. Я принимал участие в конференции КГБ по изучению истории разведывательных операций в Германии, проводившейся в Ясеневе, штаб-квартире внешней разведки. В 1986 году, в канун встречи Горбачева с президентом Рейганом в Рейкьявике, я направил в КГБ памятную записку, в которой изложил наш опыт обслуживания Ялтинской конференции.
Читать дальше