Array Array - ПОСЛЕ ГИППОКРАТА

Ему делают обезболивающий укол.

Спустя полчаса операционная сестра обеспокоенно замечает:

- А ваш генерал почему-то не дышит.

Генерал умер.

Анафилактический шок. Лидокаин.

В поликлинике есть участковый доктор. Перенес инсульт и подволакивает ногу. Его никто не гонит, потому что лет ему без малого шестьдесят, и скоро пенсия.

Но он очень боится заведующую: вдруг уволит?

И напрасно.

Начмед, когда к нему обратились с настоятельной просьбой уволить, надменно сказал:

- А меня он устраивает!

К этому доктору ходят мало - в основном, за рецептами для платной аптеки. Потому что в бесплатной рецепты этого доктора категорически запретили отоваривать.

Он может перепутать все: фамилию, адрес, число, дозировку и название лекарства. Медсестры у него нет, чтобы он получал за нее полставки и КТУ.

А нет, я ошибся! К этому доктору ходят много! Потому что другого нет!

И несут рецепт в доброжелательную аптеку.

Пришел он тут, посетил, прибыл полюбоваться на парализованного больного. Тот давно отказывался есть и пить. Доктор посидел, послушал-погоревал, предложил попить и покушать.

Ему улыбнулись и криво развели одной рукой: никак! Не выйдет у вас.

Доктор тяжко вздохнул:

- В больницу-то не надо, помрешь там.

Пообещал зайти в среду - вдруг голодающий одумается. А то выплевывает не только таблетки, но и ректальные свечи с противоположного конца туловища.

Велел не давать никаких лекарств. Зачем? Но не выбрасывать. Умирать надо с надеждой.

Мне кажется, никто не умрет.

Уже можно рассекречивать многие имена. Ведь некоторые безнаказанно умерли. К счастью, Аспирин - доктор Спирин - находится в добром здравии..

В больнице.

Он - Анатолий Спирин - еще вполне жив и всегда был мне симпатичен.

Он был циничен, но не зол; мы часто путешествовали в электричке до города Сестрорецка, где работали в известной больнице.

Мне всегда хотелось сделать ему что-нибудь приятное.

Ну, рассказать анекдот, купить пива со спиртом или сдержанно похвалить жену. Но случай все никак не представлялся.

И вот он представился. В ожидании поезда я выпил на вокзале граммов триста-четыреста водки, сел напротив Спирина и принялся добродушно его изучать. При этом я не пропускал ни одного делового предложения, с которыми проходили транспортные торговки. Мы их уже всех знали на память.

- Бритвенные станочки "Спутник"! Сотня штук, сноса не будет, - не без юродивости заблажил дед.

- А ну дай, - сказал я.

Я купил бритвы и обратился к Спирину.

- Послушай, Толя, - произнес я. - Мне давно хотелось сделать тебе подарок. Возьми эти бритвы. Я понимаю, что это не что-нибудь, а дешевка, но дорог же не подарок. Все дело в намерении. Ты хороший человек. Возьми. Их здесь сто. Тебе хватит надолго.

Толя пристально смотрел на меня.

Он славился пушистой, окладистой бородой, уже лет двадцать.

- Ну, подбриваться, - я попытался выкрутиться и срочно захотел на работу, где были граммы и литры. И еще в тамбур, от них избавиться, а это целая наука.

Я никогда не хотел быть хирургом, и в этом нежелании было нечто постыдное. Мой двоюродный дедушка, прошедший всю войну, не любил терапевтом с пенициллином, зато уважал хирургов. "Я пальцы отморозил, он мне чик-чик - и обрезал!" Дедушка победоносно сиял. И это была его победа.

Я-то знаю, что надо уметь совмещать. Слушать Голос Луны и посудную симфонию с плывущего корабля, но по жизни заниматься зоотехникой - например, носорогом.

Но не получилось.

Это не совсем про врачей, понятно.

А нанотехнологии... Вот если наноробот микронажрется и отправится погулять в мочевой пузырь с газетой и пирожком, чтобы расследовать кроссворд?

Я не знаю, как лучше.

Первую в жизни иглу я согнул о старческую жопу, и вышел прямой угол. И уже никаких угрызений.

А если обратиться к истории, то инструменты были давно - рыбьи кости, да вострые камни для неудачной трепанации молодых доисторических черепов.

Позднее - топоры и пилы, которые оказывали еще и воспитательный эффект.

Добавьте ванны и воды, весьма ядовитые и чаще бесполезные, если рачок-с, а не астенический синдром с ипохондрическим климаксом.

Плюс алхимики, нанесшие неизучимый вред.

А потом инструментов расплодилось намного больше - с развитием воинского искусства и разбоя. Все это было миниатюрное, именное и полагалось к заучиванию. Роторасширители, клещи, ложечки Фолькмана и Льюиса - над этими мы еще потешались в столовой по аналогии lues - сифилис, когда обтирали ложки подозрительными бумажками. Может быть, этой ложкой и бумажкой кушал харчо лиловый негр в манто. Кетгут, кривые иглы. Все это немного напоминало авторемонтную мастерскую моего тестя - немного чище, но тоже с увечными собаками, и все искривлялось в разные стороны, так что надо было помнить, вправо согнулось или влево. И публика пролетарского склада. Я так и запомнил Билльрота с его конструкцией, а сам изобрел топор Смирнова, который многих потешал, А пуще всего я любил длинные секционные ножи и циркулярную пилу, но если жужжит одна, а не сразу две.