Ури Геллер - Эффект Геллера

Через некоторое время после таинственного телефонного разговора с человеком, утверждавшим, что он глава ЦРУ, так же внезапно раздался и еще один звонок весьма влиятельной политической фигуры. Разговаривал со мной секретарь посла Кампельмана, передавший мне официальное пожелание посла встретиться со мной в каком-либо подходящем для этого месте.

Я понял, что им не хотелось бы афишировать нашу встречу, и поэтому договорился со своим другом, владельцем одной лондонской компании, что сниму у него комнату, где могу быть уверенным в сохранении тайны содержания нашего разговора, который мы вели наедине.

Макс Кампельман оказался одним из тех немногих людей, кто при первой встрече не просил меня согнуть ложку или прочитать его мысли. Он произвел на меня впечатление человека, не любящего попусту тратить время, и я не сомневался в том, что он заранее все знал о моих возможностях. Его, как и сенатора Пелла, очень интересовало влияние телепатического внушения на расстоянии, позитивное воздействие на умонастроение других людей. Мне он показался человеком сердечным и весьма прогрессивным. Наша беседа продолжалась около часа, и во время нее мы в числе многих других коснулись также вопроса советских евреев, который, как выяснилось, волновал нас обоих, но, когда мы, прощаясь, пожали друг другу руки, ни слова не было сказано насчет дальнейших встреч и сотрудничества.

В феврале 1987 года издание этой книги на немецком языке было осуществлено «Аристоном», известным швейцарским издательством, расположенным в Женеве. Его владельцы договорились со мной о широком рекламном турне по Западной Германии, Австрии и германоязычным районам Швейцарии. И вот когда я находился уже в Цюрихе, то неожиданно получил еще одно приглашение, на этот раз — в Женеву.

Советско-американские переговоры по разоружению уже начались, и мне предложили прямо по ходу дела примкнуть к американской делегации. Было это 27 февраля, а передал приглашение помощник Макса Кампельмана. (Не знаю, было ли все это организовано самим послом или кем-то еще). Условились, что если пресса обратит на меня внимание, то все сделают вид, будто я приглашен для развлечения участников переговоров, хотя едва ли кто-нибудь когда-либо слышал о подобном.

Таким образом, едва я вступил на землю Женевы, как тотчас же оказался в центре сцены, на которой разыгрывалась реальная жизненная драма, способная значительно повлиять на развитие событий в мире.

Утренние официальные мероприятия того дня были окончены (я на них не был приглашен), а вечерний прием для американских и советских представителей и их жен проводился в Американской миссии. На первый взгляд, в особенности непосвященного человека, это мероприятие могло показаться рядовым и не заслуживающим особенного внимания. Но любой дипломат знает, насколько важны эти «неофициальные» приемы, насколько серьезные дела, подчас огромной государственной важности, обсуждаются и вершатся иной раз между легкой болтовней и звоном бокалов.

Я был искренне рад увидеть два знакомых лица — сенатора Пелла и посла Кампельмана, а вскоре познакомиться и еще с пятью сенаторами — Тедом Стивенсом, Ричардом Люгаром, Арленом Спектором, Доном Никлсом и Альбертом Гором, который, возможно, в будущем станет одним из реальных кандидатов на пост президента США. Представили меня и первому заместителю министра иностранных дел Советского Союза, главе миссии СССР Юлию Воронцову.

Вот такой длинный путь по политическому коридору прошел я за короткое время, встретив этого человека примерно через пару месяцев после загадочного телефонного звонка от незнакомца, который утверждал, что он Уильям Кейси. (Я до сих пор не получил доказательств, подтверждающих либо опровергающих это.) Как мне объяснили, Воронцов был одним из самых влиятельных политических деятелей Советского Союза в вопросах международной политики наряду с министром Эдуардом Шеварнадзе и, разумеется, Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым.

Воронцов мне сразу понравился. С его стороны я ни разу не ощутил какой-либо настороженности или враждебности, и мы сразу же повели приятную и неформальную беседу по поводу развития событий в мире и возможностей отдельных индивидуумов изменить их ход в сторону добра и согласия, руководствуясь новым мышлением и стремлением к миру.

Я был уверен, что у него есть такое стремление. Вообще, несмотря на кровопролитный характер российских войн, революций и насилия, я чувствую, что в русском национальном характере преобладает миролюбивая сторона (хотя, возможно, это относится не ко всем национальностям в Советском Союзе), которая в сочетании с его внутренней энергией и волей к жизни не так уж часто встречается в других нациях.