Денис Давыдов: Дневник партизанских действии 1812 года

были грабленными печатками, ножичками и прочим. Надобно, однако, сказать,

что офицер сей был не француз, а вестфалец.

Пятнадцатого, около восьми часов утра, пикетные открыли шедшее от села

Тарбеева большое количество фур, покрытых белым холстом. Некоторые из нас

сели

на коней и, проскакав несколько шагов, увидели их, подобно флоту, на

парусах подвигавшемуся. Немедленно штабс-ротмистр Бедряга 3-й, поручики

Бекетов и Макаров с гусарами и казачьи полки помчались к ним наперерез.

Передние ударили на прикрытие, которое, после нескольких пистолетных

выстрелов, обратилось в бегство; но, быв охвачено Бугским полком, бросило

оружие. Двести шестьдесят рядовых разных полков, с лошадьми их, два офицера

и двадцать фур, полных хлебом и овсом, со всею упряжью, попались нам в

руки.

До сего времени все предприятия мои были направлены между Гжатью и Вязьмою.

Успех их пробудил деятельность французского губернатора[23]. Он, собрав все

конные, чрез город сей следующие, команды, составил сильный отряд (из двух

тысяч рядовых, восьми офицеров и одного штаб-офицера) и предписал ему[24]

очистить от набегов моих все пространство между Вязьмою и Гжатью, разбить

непременно мою партию и привезти меня в Вязьму живого или мертвого[25]. О

таковой неучтивости я извещен был еще 13-го сентября, а 15-го, по взятии

транспорта, уведомился чрез конного крестьянина, что отряд сей подошел уже

к Федоровскому. Я старался, сколь возможно, чтобы случайность не мешалась в

предприятия и извороты мои, вследствие чего вся моя партия выступила сейчас

из Теплухи и пошла по дороге к селу Шуйскому. Пройдя некоторое расстояние,

она по лощине, покрытой лесом, повернула круто вправо, перешла вне вида

Теплухи столбовую дорогу и отступила чрез Румянцеве в Андреевское. Там,

проведя ночь в строжайшей осторожности, пошла усиленным шагом на село

Покровское, находившееся в пяти верстах от столбовой дороги.

Перемещение мое основывалось на трех предположениях: или отряд, назначенный

против меня действовать, потеряв меня из виду, обратится к первому

назначению своему, то есть продолжать будет путь свой к Москве; или,

гоняясь за мною от Дорогобужа до Гжати и от Гжати к Дорогобужу, и изнурит

лошадей своих, и представит мне случай поразить его с меньшим затруднением

или, разделясь, чтобы охватить меня, подвергнет себя разбитию по частям.

Восемнадцатого, вечером, по прибытии нашем в село Покровское, крестьянин,

пришедший с большой дороги, объявил нам, что он видел пехотного солдата,

бежавшего из транспорта пленных наших, которые остановились на ночлег в

селе Юреневе, и что сей солдат ночует в селе Никольском, между Юреневом и

Покровским. Я спросил крестьянина, может ли он привести ко мне солдата

сего? Он отвечал, что может, но что так как одному ему идти туда страшно,

то просит казака проводить его. Я ему дал известного урядника Крючкова, и

они отправились.

Девятнадцатого, за два часа перед рассветом, посланные мои возвратились и

привели этого солдата. Он объявил мне, что, точно, тысяча человек наших

пленных остановилась в Юреневе, что часть их заперта в церкви, а часть

ночует в селе по избам, где расположена и часть прикрытия, состоящего всего

из трехсот человек. Я велел садиться на коней, и, пока партия вытягивалась,

Крючков при крестьянине и солдате рассказал мне, как, подъехав к

Никольскому, они встретили прохожего, который объявил им, что при нем вошла

в оное село шайка мародеров, как крестьянин оробел и не смел войти в село,

но что он, Крючков, расспрося его подробно о месте, где ночует солдат,

надел на себя кафтан крестьянина, вошел в село, наполненное французами,

прямо пришел к сенному сараю, где, по рассказу крестьянина, должен был

ночевать солдат, разбудил и вывел его оттуда. Такой отважный поступок

усугубил большое уважение к нему всех его товарищей, а меня поставил в

приятную обязанность донести о том самому светлейшему.

Мы обошли Никольское и остановились за четверть версты от Юренева; еще было

час времени до рассвета. К несчастью, пока партия была на марше, транспорт

пленных поднялся и пошел далее по Смоленской дороге, оставя место свое трем

баталионам польской пехоты, шедшим от стороны Смоленска в Москву. Один из

них

расположился в селе, а два за церковью, на биваках. Войска сии были в

совершенной оплошности, что доказывает неумышленность сего перемещения.