Наталья Громова - Ольга Берггольц - Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы

Вернувшись в блокадный Ленинград, Ольга Берггольц выбрала свою судьбу. Она больше не ждала ни постановлений, ни распоряжений. Теперь она делала то, что считала правильным. Ольге стало жизненно важно, чтобы живые ее слышали, а умершие – жили в памяти.

Оказалось, что в 1942 году многое стало возможно. Потребность в живой и подлинной интонации, в подлинных чувствах, в подлинном патриотизме была огромна.

В литературу возвращаются стихи и проза, проникнутые настоящим лирическим и гражданским чувством.

9 декабря 1941 года прозвучали в радиоэфире стихи Константина Симонова "Жди меня", обращенные к любимой женщине. В газете "Правда" 8 марта 1942 года напечатано стихотворение Анны Ахматовой "Мужество". 25 марта 1942 года "Комсомольская правда" публикует "В землянке" Алексея Суркова – стихи-заклинание, стихи-молитва к жене, уже ставшие песней. Советские люди услышали голос простого человека, страдающего, тоскующего и ждущего вестей.

За официальную агитацию и пропаганду было кому отвечать. Осенью 1941 года в Ленинграде были образованы оперативные писательские группы при политуправлениях Ленинградского фронта и Балтийского флота. Перед ними ставилась задача поддерживать и укреплять дух блокадного Ленинграда, воодушевлять жителей и защитников осажденного города.

Группу писателей при политуправлении Балтфлота возглавлял Всеволод Вишневский. В нее входили Николай Чуковский, Александр Яшин, Александр Крон, Вера Инбер, Лев Успенский и другие. Писатели объезжали войсковые части, посещали военные корабли, выступали с репортажами с передовой по ленинградскому радио и на страницах фронтовой печати.

Правда, к Вишневскому моряки Балтфлота относились иронически: "Он любил выступать перед народом, – писал один из подводников. – Приезжает на завод, сгоняют на митинг истощенных рабочих. Выходит перед ними на помост, в шинели, в ремнях, сытый, толстый, румяный капитан первого ранга и начинает кричать о необходимости победы над врагом. Истерик, он себя заводил своей речью. Его прошибала слеза. Начинались рыдания. Рыдания душили его. Он ударял барашковой шапкой о помост и, сотрясаемый рыданиями, уходил с помоста в заводоуправление получать за выступление паёк. Приставленный к нему пожилой краснофлотец подбирал шапку и убегал следом. Изможденные рабочие, шаркая неподъемными ногами, разбредались к станкам. И если кто спрашивал о происшедшем за день, ему отвечали: "А-а, Плакса приезжал"" [92] Стрижак О. Секреты балтийского подплава. URL: www.redov.ru/istorija/sekrety_baltiiskogo_podplava/p1.php . .

Группа Вишневского устраивала вечера, концерты, работала в газете, но все это шло строго по указаниям вышестоящего партийного начальства. Ольгу же Берггольц бойцы фронта встречали совсем иначе, нежели Вишневского.

5 июля 1942 года по инициативе Шолохова был, наконец, опубликован "Февральский дневник", и случилось невероятное: в Ленинграде меняли на хлеб ее тонкую книжечку с блокадной поэмой и стихами. Слово и хлеб вдруг уравнялись между собой, и стало ясно, что Берггольц сделала для Ленинграда больше, чем все вместе взятые отделы пропаганды, сидевшие в Смольном на особом обеспечении.

В Чистополь книжечка тоже дошла, об этом в конце 1942 года Ольге написала мать: "Говорил мне Пастернак, что читал твою поэму, и очень она ему понравилась. Просил передать тебе привет". Сколько радости доставляли ей такие вести! Пастернак был любим ею с юности и казался недосягаем.

Ольгу выдвигают на Сталинскую премию. Но премию она не получит. Собственно, ее блокадные стихи и поэмы властью оценены не были. Но в этом была своя логика, которую Берггольц прекрасно понимала.

Первого мая 1942 года из Москвы прилетели А. Фадеев, М. Алигер и Н. Тихонов. Писатели встретились с Ольгой и ее коллегами в Доме радио. Об этой встрече Фадеев напишет очерк "Хорош блиндаж, да жаль, что седьмой этаж". Героями очерка стали Ольга Берггольц и не названный по фамилии рассказчик (Яков Бабушкин), который, как Вергилий, водил его по закоулкам Дома радио.

Фадеев прилетел в Ленинград как корреспондент газеты "Правда". Как видно, политика замалчивания блокады постепенно менялась. Но писать о Ленинграде разрешалось лишь проверенным коммунистам. Однако Фадеев вел себя не как московский чиновник, а как собрат по перу. Он восхищался пропагандисткой деятельностью Вишневского, которого ранее недолюбливал, но главное, по-новому увидел Ольгу Берггольц. В конце тридцатых годов, во времена ее ареста и заключения, она была для него источником немалого беспокойства. Теперь, оказавшись в Радиокомитете, он увидел знаменитый "седьмой этаж" – чердак, где жила радиокоммуна, где