Виктор Афанасьев - «Родного неба милый свет...»

Екатерина Афанасьевна искренне заботилась о нем, старалась выказать ему свое расположение. И 10 октября сама сделала запись в Машиной дневнике: «День памятный в наших горестях: Жуковский, добрый наш Жуковский опять поехал в армию».

…В Романове чуть ли не в первый день возвращения Жуковского из Орла Андрей Кайсаров сказал ему:

— Пусть тебе твой калмык оботрет лиру от пыли: еще помнит она, верно, звуки «Песни барда»?

— Ты прав, брат, — в тон ему ответил Жуковский. — Пора.

В свободное время он стал открывать свою черновую книгу — небольшой альбом в зеленом кожаном переплете и с медной застежкой — здесь он не только писал, но и рисовал. В ней пока заполнены были всего три листа. На четвертом появилось название нового стихотворения: «Кубок воина» — так Жуковский начал свою большую элегию-оду «Певец во стане русских воинов». И потом, двигаясь вместе с армией вслед за отступающими войсками Наполеона, Жуковский работал над этим произведением, прочитывая Кайсаровым и другим штабным офицерам очередные строфы.

Дух победы, вдохновенная уверенность в непобедимости русского народа окрыляли эти строки. Множество конкретных героев войны изобразил в них Жуковский, назвав их по именам: тут прежде всего Кутузов, а затем Витгенштейн, Коновницын, Ермолов, Раевский, Багратион, Платов, Фигнер, Давыдов, Сеславин, Кутайсов, Орлов и много других. «Певец» поднимает кубок и «чадам древних лет» — он словно видит летящие над шатрами военного лагеря тени Святослава, Дмитрия Донского, Петра Великого, Суворова… И может быть, самые сердечные слова певец обращает к родине:

Уже первые варианты стихотворения разошлись по армии в списках: оно не просто имело успех, оно захватывало, воодушевляло, воспламеняло в сердцах воинов мужество и тем самым помогало общему делу изгнания врага.

Двадцатилетний боевой офицер И. И. Лажечников [107] Лажечников Иван Иванович (1792–1869) — автор исторических романов «Последний Новик» (1831), «Ледяной дом» (1835), «Басурман» (1838) и других. отметил в своих «Походных записках» 20 декабря 1812 года: «Часто в обществе военном читаем и разбираем „Певца во стане русских“, новейшее произведение г. Жуковского. Почти все наши выучили уже сию пиесу наизусть… Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собою душу воинов!.. Довольно сказать, что „Певец во стане русских“ сделал эпоху в русской словесности и — в сердцах воинов!»

Но не только стихи писал в этом походе Жуковский. Однажды квартирьеру главного штаба майору Ивану Никитичу Скобелеву [108] Это дед генерала М. Д. Скобелева, завоевателя Хивы (1875) и героя русско-турецкой войны на Балканах в 1877–1878 гг. Интересен тот факт, что впоследствии И. Н. Скобелев взялся за перо — Белинский отметил его отчет о праздновании 25-летия окончания войны («Письмо из Бородина от безрукого к безногому инвалиду») как «безыскусственный, но сильный сердечным красноречием». Дальнейшие попытки И. Н. Скобелева писать прозу были неудачны. было поручено написать деловую бумагу. Скобелев, офицер, выслужившийся из солдат, был храбрый воин — при Бородине он потерял руку. Он был замечательный рассказчик, общительный и живой человек, но никогда не писал никаких бумаг. Он чуть не целую ночь просидел за столом, взмок от бесплодных усилий и, наконец, обратился к Жуковскому:

— Выручи, голубчик! Чего тебе стоит…

Жуковский охотно пришел ему на помощь и составил нужный текст. Скобелев отправился к фельдмаршалу, надеясь, что тем дело и кончится. Но Кутузову бумага понравилась настолько, что он тут же дал Скобелеву второе такое же поручение. Скобелев опять к Жуковскому… До самой Вильны писал поэт штабные бумаги, за которые Кутузов прозвал Скобелева «Златоустом». Но после сражения под Красным Жуковский заболел и, конечно, не мог больше поддерживать писательскую славу приятеля. Тот во всем признался Кутузову.