Андрей Волос - Жизнь Изамбарда Брюнеля, как бы он рассказал ее сам

Я с тревогой ждал, что, как это описано в путеводителях, лодочники примутся поднимать лодки на попа, чтобы преодолеть те три или четыре фута, с которых рушится вода. И действительно они заводили свои суденышки под такие потоки, которые я, пока не увидел их вживую и не рассчитал их примерную мощность, неосторожно объявил совершенно не опасными. В одном месте нас затянуло в поток между скалами, который смело можно назвать водопадом в три фута высотой со стремительно мчащейся вниз водой. Расселина между скалами была там на вид не шире нашей лодки. Мы удачно выбрались только благодаря тем тридцати пяти или сорока мужчинам, что стояли в воде и на скалах со всех сторон с тремя или четырьмя веревками каждый и оглушительно кричали, прыгали в воду, плавали от начала до конца порога в любом направлении, а затем подныривали под нашу лодку, чтобы стащить ее со скал. Все это происходило очень шумно, в состоянии явной неразберихи и при полном отсутствии планомерных действий, но в целом успешно и правильно.

Мы преодолевали этот порог минут двадцать или полчаса, время от времени сильно ударяясь бортом то об одну, то о другую скалу и накрепко застревая то на одной, то на другой стороне порога. На всем протяжении лодку тащили на туго натянутых веревках, иногда продвигаясь вверх на фут или два, иногда ослабляя веревки, пока, наконец, мы не доползли до конца и спокойно выплыли на совершенно гладкое озеро. Я предполагал, что дело в шляпе. Однако примерно такие же усилия у других порогов стоили нам около восьми часов! – и облегчение, испытанное нами, когда все наконец закончилось, было просто потрясающим.

Мы выбрали для стоянки тихое место под стенами храмов Фил. На отмели неподалеку обнаружился целый птичий двор, где свободно разгуливала пернатая дичь, голуби и индейки, отлично прирученные, как и все животные в этой стране. Да, они просто гуляли, и всякий мог поймать голубя на ужин, когда бы захотел. На следующий день появились три или четыре больших орла. С присущей местным животным вежливостью они не обращали никакого внимания на нашу дичь, – как, впрочем, и она на них… И еще много, много замечательных впечатлений оставила эта поездка.

Мы вернулись в мае – и все возвратилось на круги своя.

Как и прежде, большую часть времени я посвящал пароходу. Досадные препятствия, с которыми я сталкивался в тот год, ни числом, ни сложностью не уступали трудностям в период постройки судна. Единственное, что их может несколько извинить, – они оказались последним, что предстояло мне встретить в земной жизни.

Утром 5 сентября я был вынужден сойти с парохода, поскольку почувствовал сильное недомогание. Десять дней спустя смертельная болезнь свела меня в могилу.

Впрочем, я уже говорил об этом в самом начале.

* * *

С этого момента началось то, что я предвидел – но уже не мог подтвердить опытом. А как жаль – ведь я так ценил возможность подтверждать сухим опытом свои призрачные предвидения!..

Я еще знал, что 7 сентября «Грейт Истерн» отдал швартовы и был отбуксирован вниз по реке. Команда встала на якорь и заночевала в Перфлите. Затем он сделал еще одну остановку на стоянке Нор. Когда он встал на третью в Уэймуте, я перешел ту границу, о которой говорил, и дальнейшее происходило уже без меня.

В начале июня 1860 года корабль совершил пробный рейс по Ла-Маншу, затем отплыл в Нью-Йорк и вернулся 26 августа. Еще несколько таких же рейсов… Обычная жизнь нового судна: выявление и ликвидация кое-каких неисправностей, кое-какие полезные усовершенствования. Выяснилось, например, что за время этих двух дальних рейсов истерся дейдвудный подшипник ходового винта: изготовленный из баббита, он «похудел» почти на 3 дюйма. В результате вал винта утратил жесткость соединения по своей длине. Однако благодаря тому, что конец вала, соединенный с винтом, присоединялся к остальной части вала через универсальный шарнир, состоявший из двух двойных кривошипов, валы продолжали нормально вращаться, несмотря на то, что их диаметры теперь значительно отличались друг от друга. Когда корабль вернулся в Милфорд-Хейвен, на берегу его ждала доковая клетка. Судно установили на нее, подшипник заменили на бакаутовый [38], а винтовую часть вала – на такую же, но покрытую латунью. С тех пор вал не проявлял никаких признаков износа.

Тем временем правительство приняло решение использовать судно для перевозки войск в Квебек. Судно пришлось несколько переоборудовать, и в результате оно смогло взять на борт 2500 военнослужащих, около 40 пассажиров и 200 лошадей, предназначавшихся для транспортировки артиллерийских орудий. Всего на борту было около 3000 человек.