Тамара Катаева - Другой Пастернак - Личная жизнь. Темы и варьяции

«Это не моя заслуга, что денежная сторона дела для меня незначительна или вторична».

ФЕЛЬТРИНЕЛЛИ К. Senior Service. Стр. 107.

«"Олюша, ну куда же мы положим такие деньги?" – горестно советовался он с матерью. „А вот в этот чемодан“, – отвечала еще менее искушенная мать, и они успокоились. (Деньги, немалые, почти сумма Нобелевской премии – все воздается, – начали в обговоренном виде поступать в Москву, по спискам Ольги Всеволодовны.) Там фигурируют и „галстуки с курами“, и кофты, и знаменитая нейлоновая шуба для меня. Были и деньги. Однажды весной, в 1960 го-ду<> Джузеппе передал нам чемоданчик. <> Мы принесли чемоданчик домой, открыли – там было 150 тысяч (старыми) деньгами. Б.Л. им чрезвычайно обрадовался. Дал на хозяйство Зинаиде Николаевне, Леня купил себе машину… »

ЕМЕЛЬЯНОВА И.И. Легенды Потаповского переулка. Стр. 211.

«Как смешно приходил Б.Л. в отчаянье, когда представители вынимали из портфелей новые и новые проекты контрактов, каждый раз страниц по 15 убористого машинописного текста! Ведь все эти контракты, цифры были тогда пустым, абстрактным звуком. <> Мы не предполагали, что они могут обернуться весьма реальной решеткой».

Там же. Стр. 160.

Вот сцена, запомнившаяся Емельяновой на всю жизнь: «Мы садились у освещенного подъезда в такси – респектабельная семья, мать – в новой, присланной уже „оттуда“ нейлоновой шубе, я, провожаемая несколькими знакомыми корреспондентами, Б.Л., сияющий, раздарив автографы счастливым немцам, – и это всего спустя год после переделкинской канавы, ночного похода к Федину, оскорбительных писем. Но ощущение какой-то ирреальности происходящего, мимолетности, чувства, что судьба ошиблась, одарив нас внезапным благополучием, что это – миг, миг, вдруг остро охватило меня тогда».

Там же. Стр. 151.

Что здесь не миг? Вот так, респектабельной семьей, они ходили в театр по очереди с Зинаидой Николаевной. Зинаида Николаевна выглядела барыней. Ольга – напарницей карманника из незабвенного сериала про Жеглова и Шарапова. «Респектабельный» – это, как часто у случайно, наспех, «как пришлось», употребляющей слова лит-институтской выпускницы и сорбоннской профессорши Емельяновой, – не то слово. Для просто респектабельности вроде и многовато – «иностранные корреспонденты», «автографы». Для респектабельности вполне было бы достаточно и одной новой шубы. Но Ивинским-Емельяно-вым ничего не дано в единоличное и всамделишное пользование – ни «семьи», ни «респектабельности», ни славы, – она и сваливает все в кучу: если кому-то недосуг разбираться, проглотит все.

А счастья – они ведь все-таки были на самом деле очень довольны в этот вечер – им действительно было отпущено на миг. Пастернак умер рано, прожив на двадцать лет меньше среднего члена своей семьи, для того, чтобы в русской литературе не случилось эпизода, когда солнечный жизнерадостный поэт, труженик-поденщик, аскет, семейственник и хороший друг многих друзей и обездоленных людей, оказался бы разоблаченным сам; не только Лиса-Алиса с круглыми коленками и улыбочками, Ольга, а сам он, великий поэт Борис Пастернак, был бы пойман с чемоданами полуфальшивых и уже достоверно контрабандных денег. Поднявший жизнь толстым тяжелым пластом и весь его полюбивший, рассмотревший, принявший, об этом написавший прекрасные, запутанные, как жизненные пути, стихи, он – и попасться с чемоданами.

Она представляла себе, какие «щедрые», бесстыдные пиры закатывались бы на «большой» пастернаковской даче, будь она ее хозяйкой.

«Мама колдовала над столом, превзойдя даже свою всегдашнюю щедрость – на каждого приходилось чуть ли не по три курицы!»

ЕМЕЛЬЯНОВА И.И. Легенды Потаповского переулка. Стр. 169.

«Щедрость» здесь тоже весьма неуместное слово. Ольга Ивинская жила не на свои деньги и поэтому не могла быть щедрой. Непонимающе, неуважительно относилась к чужим деньгам – да; была щедрой – это как? Такси и шубы – это не щедрость, как не противоположность щедрости единоличное присваивание чужого чемодана (это – воровство,) и гипертрофированное отсутствие щедрости в эпизоде с Нобелевкой: здесь она пожертвовала тем, что несомненно перепало бы ее семье, но перед лицом так же неизбежного дележа с другими семьями (здесь все равно – более или менее законными).

Ну а даже если б все было чисто, на свои «по три курицы на человека» говорит тоже не о ЩЕДРОСТИ просто мотовствующей хозяйки.

Она хотела понадкусывать эти курицы, чтобы меньше досталось Зинаиде Николаевне.