Один из машинистов с "Камчаткии сообщил", что Александр Михайлович был "весьма любим матросами за его веселый нрав, мягкий характер и за его всегдашнее огромное присутствие духа, не покидавшее его даже в самые тяжелые минуты и весьма ободрившее в бою оробевшую было команду кочегарни".
В самое последнее время одному из товарищей удалось получить следующие сведения об A. М. Плешкове и судьбе транспорта от машиниста, работавшего на "Камчатке" и вернувшегося на завод, с которого его взяли на корабль:
"А. М. был вторым младшим механиком из четверых. В бою его место — в кочегарном отделении. До 5 час. пополудни транспорт был под защитой наших судов. Но потом мы очутились окруженными шестью японскими крейсерами. Начался расстрел "Камчатки". Первый снаряд попал в мачту, второй — в каюту офицера, третий снаряд, навесный, попал между машинами, никого не ранив, четвертый снаряд пробил борт, попал в мастерскую и в цилиндр высокого давления. Обе машины встали. Минут через пять после этого на транспорте, лишенном всякой дальнейшей возможности передвижения, снаряд попал в кочегарное отделение, перешиб паровую магистраль и др. паровые трубы. Из людей, бывших в носовой кочегарке целыми вышли на палубу только двое, а из кормовой кочегарки никто не вышел, и выхода из нее уже не было". Смерть застигла Александра Михайловича, очевидно, на месте работы.
Получив затем 3 подводных пробоины, транспорт начал тонуть. Из 13 шлюпок уцелела к этому времени только одна; покидая разбитый корабль, ею могли воспользоваться только около 40 чел., остальные бросались прямо в воду; шлюпка также была осыпана градом японских снарядов. Из всего персонала в 400 человек остались в живых и попали в плен 64 человека; из них некоторые были выловлены из воды в бессознательном состоянии уже на третий день после боя. Офицеры все погибли.
Гибель несчастной "Камчатки" очень многие ставят в вину исключительно одному адмиралу. Да, несомненно, он виноват в том, что и ее без надобности он взял с собою в бой; но вина за преждевременную гибель ее отчасти падает также и на ее командира, обладавшего большой инициативой, большой храбростью, которых морской штаб однако совершенно не использовал, вручив в его заведование совсем не боевое судно. Для освещения этой стороны вопроса ко 2-му изданию книги от одного из наших уцелевших товарищей мною были получены следующие строки:
"В армии у нас дело поставлено гораздо правильнее. Там офицер, раз избравший себе род оружия, не меняет его затем и все время совершенствуется в избранной им части. Офицера, все время служившего в крепостной артиллерии, там не назначат командиром конно-артиллерийской батареи, так как он не будет подходить к этой роли; точно так же, как и смелого, решительного в своих действиях кавалериста там не назначат в обоз, где он только томился бы понапрасну. Во флоте же у нас не всегда обращают на это внимание. И вот, на грех, так и случилось, что командиром транспорта "Камчатка", существовавшей при эскадре совсем для мирных целей, неумело назначили человека в высшей степени смелого, храброго, решительного, всегда готового ринуться вперед, в самое опасное место. А результат от этого вышел вот какой: утомившись своим бездействием в тылу, исстрадавшись при виде весьма печальной картины, как некоторые наши крейсера в середине боя начали прятаться за транспорты, которые они сами должны были бы охранять, командир "Камчатки" не выдержал и пожелал дать им пример: "Камчатка" вышла вперед по направлению к беспомощно пылавшему "Суворову", где и была очень быстро расстреляна Японцами"…
Один из бывших сослуживцев A. М. по кораблю заканчивает свое письмо такими словами: — "Вечная память Александру Михайловичу, пролившему свою кровь и положившему живот свой за Отечество, которое, может быть, даже и не требовало таких напрасных жертв, как гибель "Камчатки", с ее вольнонаемными рабочими; а ведь и ее тоже повели с собой в бой неизвестно зачем… Но кому было о них подумать? Никто, ведь, не оказал "Камчатке" помощи даже и в Немецком море; некому было подумать об ее участи и здесь. Да что "Камчатка?" Об участи всей эскадры, и об этом перед боем ничего не поговорили, ничего не обсудили…
ИНЖЕНЕР-МЕХАНИК
Николай Егорович ТРУБИЦЫН
На нем лежала вся надежда для семьи, воспитавшей его на свои последние средства. Но под впечатлением П.-Артурских печальных событий он нашел в себе благородное мужество — поставить интересы Отечества выше интересов семьи.
Читать дальше