Мигель Руис: Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

Что есть истина, размышляла она, как не тишина, воцаряющаяся после отважно заданного вопроса? Оказавшись в этой тишине, она испытывала беспокойство, но вот волной накатила пустота, поглотила слова, и ее зашатало от нахлынувших ощущений. Все было ощущением. То, что, как ей казалось, существовало раньше, перестало существовать. Осмотревшись, она обнаружила, что оба дерева исчезли из этого ландшафта, в котором не было времени. Не было видно и планеты, а вместе с ней испарились куда-то и мерцающие огни человеческих видений. Не осталось никаких символов – кроме дивного образа женщины, жрицы без алтаря, стоявшей в одиночестве на ветру в выдуманном мире.

И тут небо этой фантазии испустило вздох и разразилось слезами. На нее и на сухую пыльную землю под ее ногами полился дождь. Ветер набросился на кучи мертвых потрескавшихся листьев, раскидывая их. Лала наклонилась, чтобы удержать один из спасавшихся бегством листьев. Теперь это был лишь образчик скручивающихся пятнышек и засохших жилок. Она держала лист в руке и смотрела, как капли дождя стучат по его хрупкой поверхности. От их прикосновения лист как будто быстро вдохнул и ожил. Лала вспомнила младенца, которого разве что не швырнули на металлический стол и оставили там, чтобы он самостоятельно впервые впустил в себя воздух жизни, – и ее захлестнул поток чувств. Листок напитывался влагой, его плоть размягчалась и зеленела. Черенок стал крепче. Заостренные зубчики, подрагивая, жадно тянулись к невидимому солнцу. И солнце вышло, пронизывая облака, и его совершенный свет упал на нее и на листок.

Жизнь хлынула сквозь нее, возвращая себе свое утонченнейшее отражение, и Лала удивленно вскрикнула. Это был миг преображения изысканного и бессмертного мастера иллюзий. Она успокоилась, взгляд ее прояснился. Обнажив свои чувства, выйдя за пределы знания, она была ошеломлена непоколебимым пульсом жизни. Чувствует ли и жизнь ее? Видит ли, слышит ли ее жизнь? Имеет ли здесь какое-нибудь значение язык? Она помедлила, подыскивая слова, за которыми стояло бы безукоризненно чистое намерение, и услышала, как из самой тайны звучит ее голос.

– Теперь я с тобой, – сказала она.

Вопрос № 1

В начале книги Сарита отправляется в сон мира на поиски сына Мигеля, чтобы вернуть его к жизни. Вы часто толкуете свои сны? Чем это отличается от комментариев по поводу видений во время вашего бодрствования?

Вопрос № 2

Мигель приветствует смерть с благодарностью воина, который хорошо воевал и желает спокойно вернуться домой. Каковы ваши чувства по поводу смерти?

Вопрос № 3

Когда Сарита пытается убедить Мигеля вернуться в его тело, мы узнаем, что прежде он был шаманом. Вы знакомы с шаманизмом? Как вы думаете, искусство шамана – это что-то уникальное?

Вопрос № 4

Почему создается впечатление, что Лала в повествовании иногда напоминает того, кто смотрит на нее? Почему ей, скорее всего, не нравится хаос полнокровной жизни?

Вопрос № 5

В книге Мигель вспоминает свои отношения с девочками в детстве и размышляет о том, как благодаря им узнавал, что жизни присуще искушение, что намек провоцирует воображение, а воображение строит реальность. Как вы считаете, ваши детские отношения с противоположным полом еще влияют на ваши отношения сегодня?

Вопрос № 6

Ангел – это посланник, вестник. Мигель говорит нам, что «редко находятся вестники, прибегающие к обольщению ума во благо другому человеку. А случаи, когда вестник использует это умение на благо всего человечества, настолько редки, что такому вестнику люди начинают поклоняться». Какого рода вестником вы себя представляете?

Вопрос № 7

Дедушка Мигеля говорит ему: «Все, чему ты выучился в школе, и все, что, как тебе кажется, ты понял про жизнь, – это всего лишь знания. Но это не истина ». Вам понятно, как знание может восприниматься отражением истины и как это отражение (сумма ваших мнений и убеждений) искажает истину?

Вопрос № 8

Сарита настаивает на том, чтобы ее сын вернулся к ней, но Мигель говорит нам: «Себе на беду, она найдет притворщика – облеченное в плоть и кровь подобие ее младшего сына, уже нашедшего истину и радостно растворившегося в ее чудесах». Почему Мигель окажется в этой истории притворщиком, если вернется к жизни? Вы когда-нибудь чувствовали себя актером в чужой пьесе? Было ли у вас какое-нибудь судьбоносное событие, делавшее затруднительным ваше возвращение к привычному образу жизни?