Станислав Сенькин - Картонное небо. Исповедь церковного бунтаря

Средневековые люди были практически дикарями по современным понятиям, а их жизнь в общем была очень суровой, поэтому и лекарство было суровым. В этом – единственная причина того, почему средневековые монастыри напоминают современному человеку худшие образцы изуверских сект. Взять, например, пятую главу известного монашеского манускрипта «Лествица», которую вряд ли сегодня будут рекомендовать для исполнения даже самые аскетичные подвижники, хотя «Лествица» и до сих пор считается главным мануалом по борьбе со страстями, и эту книгу продолжают рекомендовать всем поступающим в монастыри. «Лествицу» по православным правилам необходимо читать Великим постом между последованиями. Пятая глава повествует о некой темнице, куда игумен ссылал согрешивших монахов и которые там умирали в покаянии от болезней, голода и холода, тем самым обретая спасение.

Не удивляйтесь, но такое изуверство сегодня продолжают на Афоне проповедовать. Хотя вряд ли кто-нибудь и живёт по «Лествице», как хвалился перед учёными ещё в начале века Силуан Афонский. В сознании современного православного лучшие представители по-дикарски сурового Средневековья являются золотым фондом аскетики, как для российского литератора золотым фондом являются Пушкин, Гоголь и Лермонтов. Словарный запас современных писателей богаче, и идеи, поднимаемые ими, куда сложнее, – но золотым фондом всегда останутся Пушкин, Гоголь и Лермонтов. Так и в аскетике: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст всегда в сознании современного монаха останутся недостижимой величиной, хотя трудно сказать, что представляли собой эти люди в реальности. Если бы человечество придумало машину времени, думаю, что православные пережили бы немало разочарований.

Однако в чём-то православные правы – эти святые действительно представляли собой лучших людей своего века, и это было практически общепризнанным. Монахов почитали за наставников цари и сановники, купцы и военачальники. Сегодня же церковь хоть и копирует стиль Средневековья, количество информации о реальном положении дел всё-таки говорит о том, что авторитет церкви низок. Это не значит, что люди там по-особенному дурные или плохие. Нет. Это значит, что церковь, и в том числе монашество, на сегодня – отжившие своё институты, не оказывающие серьёзного влияния на ход цивилизации и даже тормозящие её развитие. У православного ведь совершенно другие стандарты человека и общества, заимствованные им из той же «Лествицы» вместе со средневековым пафосом. Разумеется, эти представления вступают в противоречие с действительностью и современным подходом к человеку. Православие параноидально и не ждёт от жизни ничего хорошего, а монашество – это самое средневековое крыло православия, где вызревают подчас странные идеи, ставящие в отношении остального «неверующего» общества психологическую границу. Эта граница появляется у православного адепта и составляет в нём вместе с пафосом тот самый тимос Платона – раздражительную часть души. То есть по православному учению тимос обеспечивает душу необходимой энергией, но и вредит, если становится неуправляемым.

Со стороны хорошо видно, как православный тот же самый тимос у иноверца рассматривает как фанатизм, глупость и изуверство, а также чуть ли не предательство, хотя ту же самую эмоцию у своих братьев почитает, осуждая лишь «ревность не по разуму», то есть беснование самых одиозных церковных персонажей. Этот же пафос хорошо просматривается и у атеистов, которые считают церковь пристанищем самого дурного мракобесия, что мало отличается психологически от восприятия какой-либо религиозной структуры как вертепа сатаны или еретического сборища. Многие покидающие церковь не могут перестроить свою психику и демонтировать чёрно-белое мышление и в итоге лишь меняют плюс на минус. Раньше он любил боженьку и осуждал неверующих, а сейчас считает себя пробудившимся и воспрявшим от мракобесия и клеймит верующих чуть ли не как злодеев или слабоумных поповских марионеток, что не является правдой в той же степени, как не является правдой и то, что неверующий человек является невменяемой сволочью (по словам Достоевского – русский человек без Бога дрянь).

Тем не менее застрявший в православии по разным причинам чаще всего человек с нечётко оформленной личностью, которую нужно ежедневно по несколько раз на день собирать воедино с помощью келейных и общественных молитв. Ему кажется, что так выстраивается над ним некий купол и некий щит, избавляющий его от «стрел лукавого». Большинство этих «стрел» воображаемы, и такая бдительность играет с адептом плохую шутку – он перестаёт видеть реальные угрозы и живёт непрактично, излишне уповая на Бога, то есть прочно основываясь на трёх русских сваях – авось, небось и как-нибудь.