Александр Нильский: Закулисная хроника

Павел Степанович был чиновником, как говорится, до мозга костей и согласно своему высокому положению придерживался иногда известной важности и чванства. Наружный вид его был таков: высокий, довольно тучный, в синеватых с черепаховой оправой очках, с неимоверно большими ушами и отвислыми губами, которыми он постоянно шамкал. Федоров производил впечатление вечно-жующего человека, почему и носил меткую кличку «губошлепа», которая неоднократно проникала даже в печать. Однако, несмотря на свою непривлекательную наружность, Федоров, когда хотел быть любезным и ласковым, мог просто очаровать своим обхождением, своими манерами и остроумием.

Я это испытал на себе.

Когда, по его приглашению, я явился к нему на другой день, он принял меня весьма ласково и забросал вопросами, на которые я едва успевал отвечать. Павел Степанович исповедовал меня обстоятельно. Узнав, где я воспитывался и где провел детство, он спросил:

— А вот главное, есть ли у вас в Петербурге родные или знакомые?

— Никого.

— Нехорошо!.. Где же вы будете жить, не имея знакомых? Вы еще мальчик, для которого свобода может быт пагубна. Легко попасть в дурное общество и испортиться… Самое лучшее вам бы пристроиться к кому-нибудь из театральных.

В это время вошел учитель драматического класса В. П. Василько-Петров.

— Рекомендую вам нового ученика, — сказал ему Федоров, пожимая руки. — Директор прислал из Москвы… Вот я с ним сижу и раздумываю, где он будет здесь проживать. У него в столице ни родных, ни знакомых.

— Да, это очень важный вопрос, — согласился пришедший, принимая глубокомысленный вид.

— Не возьмете ли вы его к себе? — спросил Павел Степанович и прибавил: — для него это было бы благодеянием.

— Пожалуй, — ответил Василько-Петров. — У меня есть одна свободная комната. Дети теперь на даче в Павловске, так что на время я могу уступить их помещение. Зайдите для переговоров завтра вот по этому адресу, — обратился он ко мне, вручая свою визитную карточку.

В назначенное время я был у него. Мы сторговались, я перебрался со своим небольшим багажом в его квартиру и прожил у него на хлебах ровно год.

Павел Степанович Федоров, благодаря своему видному служебному положению и многим особенностям, резко выделявшим его и в обществе и в театральной сфере, несколько десятков лет был одним из популярнейших людей в Петербурге. На какие категории дробилась его популярность, это все равно, но его знала буквально вся столица, и этого, кажется, достаточно, чтобы воскресить в памяти его образ, достойный внимания во многих отношениях. Полной характеристики Павла Степановича почему-то не существует, между тем он давно ее заслуживает; в различных же мимолетных заметках, имеющих обыкновенно анекдотическую форму, он не является тем приснопамятным «начальником репертуара», каким его знаки и помнят современники. Очень жаль, что его деятельность и заслуги до сих пор не нашли своего историка. Рассказы о нем распространялись обыкновенно дурные и неприятные, справедливость же требует заметить, что при всех своих недостатках он, как начальник и человек, имел бесспорно много и хорошего, что неблагодарными не замечалось и обидно для его памяти игнорировалось и продолжает игнорироваться до нашего времени, Между тем, это был весьма умный и талантливый человек, хороший работник и усердный чиновник, ревностно исполнявший возложенные на него обязанности. Он был прекрасный переводчик и переделыватель французских пьес, в особенности же водевилей, которые соперничали с произведениями таких знаменитых водевилистов, как Д. Т. Ленский и П. А. Каратыгин. Федоров оставил театру более семидесяти пьес, из которых многие до сих пор считаются репертуарными и пользуются неувядаемым успехом.

Павел Степанович был также автором романсов, которыми интересовались профессиональные певцы. Например, его романс «Прости меня, прости, прелестное созданье» так понравился знаменитому автору «Жизни за царя» М. И. Глинке, что он аранжировал его на два голоса и, собственноручно переписав, поднес Федорову с надписью «Твое — тебе!!». Этот романс выдержал бесчисленное число изданий и до сих пор в большом почете у дилетантов-певцов.

Федоров был прекрасным пианистом и до службы своей в театре все досуги посвящал музыке. С поступлением же в дирекцию совпал как раз тот возраст его единственной дочери, когда она стала брать уроки фортепианной игры у известного музыканта Дрейшока. Павел Степанович это событие вознамерился ознаменовать своим отречением от рояля и уж более никогда не брал ни одной ноты.