В него и в мертвого кидали гранаты. Как когда-то в живого. Как на войне.
Это ли не знак вечной его жизни?..
«Будьте честными, — сказала жена на могиле. — Будьте правдивыми. Не живите ложью, не дышите обманом. Ложь как бумеранг. Она вернется к вам и ударит во сто крат сильнее».
А вокруг сутулились евреи, которые похоронили своего защитника. Вокруг печалились евреи, которым было жить дальше.
Он всю жизнь ходил в атаки, Ефим Давидович.
Кто следующий?
Это была его работа.
Чья теперь?..
«…еще радость не пришла,
Годы улетели.
Еще радость не пришла,
Годы улетели…»
Катафалк отъезжает от синагоги.
Медленно и печально.
Вниз, вниз, вниз…
Старики идут следом. До угла, до первого поворота. Им — провожать друг друга. И возвращаться обратно. И ждать своей очереди.
Последнему проводить всех…
Старики всегда на войне.
Падают их сверстники. Слева и справа. И уже привычно. И почти безразлично. И мелькает порой сумасшедшая надежда, что минует тебя участь сия…
Катафалк отъезжает от синагоги…
Сколько по городу адресов, куда больше не зайдешь! Боже мой, сколько адресов! Сколько в записной книжке номеров, куда больше не позвонишь! Боже мой, сколько номеров! Можно вычеркнуть их из книжки, можно обойти стороной те улицы, но что делать с памятью, что с ней делать?! Сидят в беззубой памяти пустыми провалами, а корешки ноют глубоко в деснах, корешки-воспоминания…
Катафалк отъезжает от синагоги…
Прощайте, отцы наши!
Вы уезжаете, мы остаемся.
Прах ваш в земле чужой. Прах ваш в земле родной. Прах ваш там, где застала вас жизнь.
Не всякому дано быть праведником. Не всякому — мудрецом. Не всякому добраться до Земли обетованной. Одному не дало время. Другому — силы. Третьему — заблуждения.
Но все мы в цепочке.
Все — в надежде.
Все — в нетерпении.
Должен же кто-то с восьмидесяти лет продолжить великие дела?
А не с восьмидесяти?
Должен или не должен?!
«Не на тебе кончить работу, но не тебе и уклоняться от нее…»
Страница девятая
Врата исхода нашего
«Летайте самолетами Аэрофлота!»
Деды наши уходили из России пешком.
На рубеже веков: через Бессарабию, Галицию, Австро-Венгрию.
Отцы наши уезжали из России в теплушках.
В двадцатые годы: через Румынию, Польшу, Латвию.
Мы сами улетаем из России самолетами. Теперь, сейчас, ежедневно.
Через аэропорт «Шереметьево»…
У дедов наших: один брат уходил, другой оставался.
Уходили от погромов, от казенной армейской муштры, от удушливой атмосферы черты оседлости.
Оставались в привычном месте, у родных могил, в окружении друзей и родственников.
У отцов наших: один брат уходил, другой оставался.
Уходили от холода, голода, от рек пролитой крови, от незабытого еще ужаса времен Махно и Петлюры.
Оставались в плену у обстоятельств, в заботах о дне сегодняшнем, с любовью к тому, что невозможно покинуть.
И мы также… Брат уходит, другой — остается. Один взваливает на свои плечи неподъемный этот груз, делает то, чего не сделали отцы его и деды, другой — пропускает очередь, оставляет на долю детей своих и внуков.
Вчера, сегодня, ежедневно: брат прощается с братом.
В аэропорту «Шереметьево»…
Во все века уходили евреи.
Уходили, никуда не придя. Приходили, чтобы уйти снова. Оставались на время, уходили навсегда. Потому что приходить было некуда.
Даже те, кто оставались, уходили во снах.
Ушедшие — во снах возвращались.
Они брели по миру, везде неприкаянные и везде нежеланные, прилепляясь корнями к чужой земле, рожая на ней детей, закрывая глаза старикам, оставляя на своем пути свои могилы.
Они добивались успеха на новом месте, почета и благополучия, а она снилась, незабытая и незабываемая, ласковая и безжалостная, светлая и горькая, прежняя их родина. Хата, заваленная на сторону. Поле в ромашках. Речка, обмелевшая за лето. Луговая трава, бархатная и прохладная под босыми ногами. Тихие, зачарованные переулки. Бульвар в аллеях. Опечаленное лицо друга…
Они оглядывались назад, ушедшие, и каменели, и стояли соляными истуканами, у которых от воспоминании щемило сердце…
Так было. Так есть. Так будет.
Никто за нас не станет жить. Никто за нас не пройдет этот путь. Или мы, или — потомки наши.
Из Египта тоже, наверное, уходили не все евреи. Оставшиеся — растворились, исчезли сначала в египтянах, а потом — вместе с ними. Ушедшие — обрели родину.
Читать дальше