Феликс Кандель - Врата исхода нашего (девять страниц истории)

Она говорит:

— Да, Ида.

Я очень обрадовался, что меня встречают, и сразу она сказала:

— Мы сейчас же пойдем в ресторан. Тебя надо накормить.

Я говорю:

— Нет, Ида. Мне надо сперва купить ботинки, потому что не в чем идти…

Купил я себе ботинки, и пошли мы с ней в ресторан. Я был небритый, лысый, замученный, — прямо с этапа, — в рваном пиджаке, в простых мятых брюках. Правда, в новых ботинках… Вообще-то был очень странный вид, и она сомневалась, пустят ли нас и ресторан.

Она говорила:

— Сейчас мы с тобой поедим. Если нас, конечно, пропустят…

Я говорил:

— С такой женщиной, как вы, обязательно пропустят…

Мы сели за стол…

Сели мы за стол в ресторане, и она взяла мне рыбу. Сказала, что пить я не должен, потому что вечером Пудетпроверка.

— Тебя сразу отправят назад, в лагерь, — сказала она. — Пить мы не будем. Мы должны поесть.

Она взяла мне рыбу, но я на нее даже не смотрел. Я только вышел из лагеря, почти на свободу, я не смотрел на эту рыбу, я говорил, говорил, говорил…

Она мне:

— Ты ешь. Ты поешь сначала…

После этого я ел. И опять говорил. Рыба была очень вкусная, я хвалил рыбу, и было очень хорошо в ресторане…

Потом, после ресторана, мы сели в автобус и поехали ко мне в общежитие. Она сидела сзади, я сидел спереди. Да, я сидел спереди, я обернулся и с ней разговаривал. Я говорил, по-моему, так громко, что было слышно на весь автобус. Мне было абсолютно на всех плевать. Это было такое… Ну, я вышел на свободу. Мне все были безразличны.

Она просила:

— Слушай, ты давай немножко потише.

А я говорил, говорил, говорил… Я рассказывал ей. Я рассказывал ей про лагерь. Задавал вопросы. Она меня спрашивала. Она слушала. Она просила:

— Говори. Мне очень нравится, как ты говоришь. Я хочу слушать еще…

Потом мы приехали в химгородок…

В химгородке живет три тысячи зеков. Три тысячи, может, даже шесть. Я думаю, что три — наверняка… Мы подошли к общежитию, и Ида сказала:

— Вот и все. Я поеду в Москву, а ты пиши регулярно, звони, я тоже буду звонить.

Она меня проводила до дверей, и так мы с ней расстались в первый раз…»

«Я не собираюсь хаять Россию, я не собираюсь хаять русский народ. Я родилась в России, прожила сорок лет, и от меня нельзя отделить ни мое детство, ни юность, ни зрелость. Я родилась и выросла здесь, я частица этой земли. Но я частица и другой земли, которая является мечтой моего народа — древнего, мудрого, неистового, с мученической судьбой.

Я не буду описывать, как нас травили, жгли, искореняли. Я хочу рассказать о другом, о том, как сейчас, подняв свою голову, мой народ медленно, но верно встает в ряд других народов мира. Нас еще не все хотят признавать, нас еще не все рады видеть в ряду равных, но мы поднимемся, несмотря ни на что. Ибо у нас нет иного пути.

Со всех стран мира евреи собираются на свою Родину, в свой дом. Раньше я говорила, что нет силы, которая могла бы сдержать наше движение. Но теперь, выстрадав много за годы ожидания, я уже не говорю этих слов. Есть сила, и выстоять против нее иногда выше человеческих возможностей. Вот уже четыре года я прошу визу!

Меня сажали в тюрьму, били, травили, как зверя на охоте, но визу мне не давали. Я не знаю, какой глубокий смысл заложен в действиях моих мучителей — может быть, это и есть их гуманность, может быть, это и есть их добро. Мне трудно быть объективной, ибо у меня есть мечта, расстаться с которой я не вижу причин…

Я надеюсь, что из моих слов вам понятна боль и страдания моей души. Я надеюсь, что вы откликнетесь желанием помочь мне…»

1.7.75. Москва. Ида Нудель.

«…Она мне очень многим помогала. Очень!

Она заставила меня заниматься английским. Полтора месяца я занимался с преподавателем, и она присылала мне деньги на это.

Присылала передачи регулярно. Присылала разные вещи. Вот этот магнитофон, например, И книги по истории еврейского народа, по еврейской культуре — нес это она мне присылала…

Однажды у меня возникло подозрение, что меня травили…

Они отправили меня в тюремную больницу и держали там десять дней неизвестно по какой причине. Я позвонил Иде, сказал, что плохо себя чувствую, что, по-моему, меня отравили.

Она приехала через два дня. Со своим врачом. Они привезли с собой всякие препараты, чтобы брать анализы и проверить все самим. Врач тут же меня обследовал и решил, что все в порядке.

Достаточно было мне сказать: «возможно, меня отравили», — как она примчалась из Москвы с врачом… Кто я для нее? Почему я? Она говорила: «Ты самый молодой среди моих «уголовничков».