Феликс Кандель - Врата исхода нашего (девять страниц истории)

— С тех пор, как я себя помню, я всегда ощущала себя еврейкой. И даже если бы мне вздумалось вдруг забыть об этом, они бы не дали…

— В ЗАГСе им сказали: «Это очень странное имя. Зачем так называть ребенка? Вы еще пожалеете. Идите и подумайте». Но они настояли и записали ее — Юдифь…

Представим себе для начала, что приехал в Москву иностранный турист.

Приехал в Москву иностранный турист, который все хочет увидеть, все хочет сфотографировать, увезти с собой на память.

Много таких туристов бегают по московским улицам, особенно в летние месяцы, особенно в центре города, уткнувшись носами в путеводители, — очень много!

И вот он садится, этот иностранный турист, в московское такси, и просит водителя отвезти его в синагогу: такое у него желание в этот момент, у туриста, такая у него прихоть.

— В синагогу, — говорит он. — Хочу в синагогу.

А шофер удивляется. Шофер не знает. Шофер никогда туда не ездил. Все знает московский таксист, ловкий и пронырливый, — где ресторан, где вокзал, — а про синагогу не слыхал. А может, и слыхал, да не велено таксистам возить туда иностранцев.

— Где синагога? — безуспешно спрашивает иностранный турист, привыкший там, у себя на Западе, удовлетворять любую свою прихоть. — Где синагога? Где?!

А где — неизвестно. Все сфотографировал на память, все достопримечательности, в одну лишь синагогу не попал…

Представим себе теперь, что приехал в Москву еврей из провинции.

Приехал в Москву еврей из провинции, и помчался по столичным магазинам, и закрутился по стандартному кольцу ГУМ-ЦУМ-Детский Мир, но остановился, вдруг, на полдороге по неизвестной причине…, и вот уже шарит он глазами по густой толпе, и выдергивает безошибочно родственное ему лицо» и спрашивает шепотом у еврея-прохожего:

— Где тут у вас синагога? Где?

А прохожий удивляется. Прохожий не знает. Еврей-прохожий затрудняется с ответом. Все знает московский еврей, — где ресторан, где вокзал, — а в синагоге никогда не бывал. А может, и бывал, да боязно первому попавшемуся сообщить адрес. Разные они бывают, первые попавшиеся. Разные потом случаются истории.

— Где синагога? — безуспешно спрашивает провинциал. — Где?!

И уезжает назад, так и не повидав, так и не вырвавшись из заколдованного круга ГУМ-ЦУМ-Детский Мир. Уезжает в свой город, где их собственные синагоги давно уже переделаны в клубы, кинотеатры или какой-нибудь там Госстрах.

А действительно, где же московские синагоги?

Кто побывал в них? Когда? Сколько раз за жизнь?

Может, нету их вообще в столичном граде?

Может, полно их, чуть не за каждым углом, а мы просто того не знаем?…

Я знаю эту московскую синагогу очень давно, наверно, всю мою жизнь…

С раннего детства она зацепилась в моей памяти, — нечто таинственное и малопонятное, — как зацепился с детства в памяти язык идиш, на котором часто говорили родители, зацепились еврейские мелодии со старых, затертых пластинок, зацепилось воспоминание о никогда не виданном дедушке, который был человек религиозный и каждый день ходил — куда? — в синагогу.

А может, это зацепилось не в памяти. Может, это сидит в наших генах…

Еще до революции, совсем незадолго до нее, жил в Москве, на Мясницкой улице, именитый художник Абрам Архипов. Жил себе и жил, и картины писал, и на выставках появлялся, и награды получал: не очень шумный, не очень модный, хотя и уважаемый художник, в чинах и званиях. Архипов Абрам Ефимович. Статский советник. Академик живописи. Преподаватель училища живописи, ваяния и зодчества…

Так вот, жил себе художник Абрам Архипов в Москве, на Мясницкой улице, а потом умер, и память о нем осталась бы, наверно, только в специальных книгах, да в табличках под его картинами в разных музеях, но тут, вдруг, решила советская власть увековечить его имя и переименовала Спасо-Глинищевский Большой переулок в улицу Абрама Архипова, и с этого момента началась вторая жизнь его имени. Потому что это название — улица Архипова — вот уже несколько десятилетий ие сходит со страниц газет и журналов всего мира, звучит по радио и с экранов телевизоров, коверкается дикторами разных национальностей, фигурирует в протоколах допросов и в донесениях тайных и явных агентов. Так русский художник Абрам Архипов вошел в историю, — вернее, не вошел, а был втянут, — в историю российского еврейства.

Здравствуй, улица Архипова!

Здравствуй улица, засевшая глубоко в памяти, незабываемая, невытравляемая, ощутимая навечно каждым зданием своим, каждым двором и каждым подъездом.