Нина Бродская - Хулиганка

Как на сцене, так и в жизни Рыкунин и Шуров были очень милыми людьми, и общение с ними доставляло истинное наслаждение. Я с удовольствием вспоминаю ту поездку и тот великолепный коллектив.

Моя мама по жизни — очень веселый человек и, живя с мужем-музыкантом, любила среду музыкантов, не раз сама подшучивала над кем-либо, но, разумеется, по-доброму. В оркестре был еврейский парень, скрипач. Звали его Гера. Очень трогательный, сентиментальный молодой человек, который нередко советовался с моей мамой по разным житейским вопросам, а та частенько напевала ему смешную песенку, которая вызывала у нас, у маленьких, такой смех, что начинал болеть живот, но Гера не обижался:

— Гере мид а ципеле, сыграй мене на скрипеле.

— Какой я музыкант? Хорош у вас талант.

Жизнь музыкантов без хохм — это не жизнь! Они, как правило, всегда находят определенный предмет или человека, над которым подсмеиваются, и таким образом тихо развлекаются. Если человек, над которым смеются, вовремя не среагировал, то он становится постоянным предметом всяких шуток. А если среагировал на шутку, значит, с ним все в порядке, и все все забыли.

Расскажу одну хохму из жизни коллектива Шурова и Рыкунина. Правда, это было без нас. Коллектив приехал на гастроли в Сочи. В городе — летний наплыв отдыхающих, гостиницы все забиты, и музыкантов расселили по частным квартирам. Вечером все обмениваются впечатлениями о том, кто, где и как живет. Отец мой поселился вместе с музыкантом, которого звали Солли, он играл на виолончели и был невероятно остроумен. В общем, они с моим отцом спелись. Придя как-то вечером на концерт, они, т. е. Солли и мой отец, начали расхваливать свою хозяйку, у которой жили, и сказали, что она якобы работает в какой-то большой пекарне и каждый день приносит домой десятки пирожных, а какао — ведрами! Все, конечно, не поверили, но один музыкант решил проверить.

На следующий день у них в квартире раздался стук в дверь, и когда они ее открыли, то увидели стоявшего на пороге того самого музыканта, который пришел их проверить.

— А где пирожные? — спросил он.

Отец мой растерялся, а Солли сказал сонным голосом:

— Посмотри-ка на столе, может, что-то осталось со вчерашнего дня.

На столе в тарелке случайно «осталось» одно пирожное. Музыкант набросился и мигом его съел. Но не успокоился и продолжал:

— А где же ведрами какао?

— Посмотри внизу, там, в ведре, — ответил Солли.

Когда тот заглянул в ведро, стоявшее у кровати для ночных нужд, он тут же с криком выбежал на улицу. Потом он уже никогда не поддавался на разные розыгрыши, а в оркестре долго еще смеялись над этой злой, но поучительной для жадных людей шуткой.

После гастрольной поездки с родителями лето еще было в полном разгаре, и мама вывезла меня и брата на Украину в маленький, очень красивый городок Полтава.

Чудная река Ворскла, белые хатки, а улица, на которой мы жили, называлась именем известного еврейского писателя Шолома Алейхема. Там жили одни евреи — смешные, трогательные и очень добрые люди, как и персонажи из книг этого писателя. Занимались кто чем. Кто воровал, кто тратил, а кто торговал, все знали друг о друге все, что нужно было знать и что не нужно. Разговаривали они между собой очень громко, так, что вся улица слышала и люди порой выходили из своих домов, чтобы поддержать разговор соседей. По вечерам садились у дороги грызть семечки, перемывая друг другу кости, иначе и нельзя было.

Нас, москвичей, встретили как иностранных гостей и приняли сразу. Меня — как куклу-красавицу, брата — как лучшего игрока в футбол, а маму — как жену артиста. В общем, при таком раскладе вещей я чувствовала себя вполне хорошо. Тем более что все мальчишки были у моих ног, а подружки просто боготворили меня. Коли мы были артистами, значит, и роль свою надо было играть до конца. Вот тогда-то мы и вспомнили о своей концертной программе, выученной у Шурова и Рыкунина, и решили показать ее публике. Концерты должны были проходить, как это и полагается, не бесплатно, и все взрослые охотно платили нам в кассу. Мы взяли в концерт еще несколько свежих номеров — певца и певицу, а остальное все выполнялось мной и моим братом Леней, в том числе и акробатический номер, который мы тоже включили в нашу программу. Однажды во время показа этого номера Леня поднял меня высоко, и тут случилось что-то ужасное: публика начала громко хохотать. Тогда я поспешила разрядить обстановку, заявив спокойным тоном: «Артистам все можно».