Юрий Безсонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

Этот день у меня записан так:

18-го мая, — Разоружение конвоиров и побег. Дневка с красноармейцами.

И в моей памяти встает картина этого отдыха.

Мы расположились на горе. Все устали, хотелось сеть и спать. Сазонов, вопреки моему желанию, все таки утащил из лагеря кусок сала, величиной с кулак, и несколько кусков сахару. Тут это очень пригодилось и мы закусили.

Опять усадив красноармейцев и "пятого" в кучку, мы разостлали одежду, и с удовольствием заснули, по очереди будя друг друга и передавая винтовку для охраны, и наблюдения за конвоирами.

Что со мной? Где я? — Не мог я понять просыпаясь.

На свободе!.. Вздохнул я… На настоящей, невиданной еще мною свободе… В лесу, который знает только зверя…

А впереди?

Что Бог даст!. Жизнь, любовь, счастье… Или — смерть.

Два выхода.

Но если и смерть, то не страшно… За миг такой свободы — отдам жизнь!

Солнце еще не зашло, но день кончался… И начиналась белая, северная ночь с ее особым настроением…

Нужно было решать, что делать с красноармейцами.

Я посоветовался со своими, и хотя они были против этого, я твердо решил их выпустить на свободу.

Но надо было сделать все, чтобы они вернулись в лагерь как можно позже.

И я обратился к их совести…

Зная хорошо, как их будут допрашивать, я, говоря с ними, вызывал каждого отдельно.

"Ты понимаешь", говорил я им, "что мне выгоднее было вас расстрелять, чем возиться с вами, таскать за собой и {185} давать вам тот кусочек сала, который нам так нужен, но я этого не делаю, потому что не могу убивать. Тебя же я только прошу об одном. — Вернуться в лагерь как можно позже"…

"Будут допрашивать, скажи, что заблудился, был измотан, всему этому поверят, а ты еще ранен", прибавил я проткнутому. — "Вам дана жизнь — вы исполните мою просьбу".

Красноармейцы плакали… Но по временам, мне все таки не верили, настолько такой подход был им чужд. Ваську Приблудина решили взять с собой. "Приблудин — приблудился"…

Пошли… Для того, чтобы, по возможности, сбить погоню со следа, мы двинулись не на запад, а на север, вдоль железной дороги.

Было около часу ночи. Прошло достаточно времени, чтобы убедить красноармейцев, что наш поход на север не блеф, а наш истинный путь, и я решил их отпустить.

Идти в лесу даже по компасу трудно, без компаса и без солнца невозможно. Никакой ориентировки, и обязательно заблудишься, — собьешься на круг.

Я твердо верил и верю, что красноармейцы исполнили мою просьбу… Но я был не один, и поэтому не просто отпустил их, а взял каждого из них в отдельности, и, чтобы окончательно не дать ему возможности ориентироваться и совсем запутать его, сделал с каждым из них по большому кругу в лесу.

До последней минуты они не верили мне, что я их отпущу.

Все слезы и просьбы… И даже уходя в чащу леса, по указанному мной направлению, они оглядывались и с мольбой складывали руки… Думали, что я ввинчу им пулю сзади…

Вероятно, голубчики, тоже кое что пережили…

Теперь нам нужно было двигаться на запад, и мы пересекли железную дорогу.

Голод давал себя чувствовать… За весь день кусочек сала и сахару.

Нервы сдали и усталость брала свое…

Пошли маленькие разочарования. — Двигались мы так:

Впереди, с компасом в руке и винтовкой на плече шел я, {186} за мной Мальбродский, и много отставая Мальсогов с винтовкой и Сазонов. За ними плелся Васька. Они выдохлись…

На Сазонова я возлагал большие надежды. Основываясь на его рассказах, я в него верил больше, чем в других…

Он обещал один на один выйти на конвоира… Болото и лес он знал великолепно… Он был вынослив… И увы… Сдал и выдохся…

Мальсогов — дело другое. Он сразу показал себя, — Ясно выраженная храбрость. Плевать на все, только бы не утруждать себя и не переносить лишений. Он устал, хотел есть и ни на кого и ни на что не обращая внимания, все время предлагал устроить отдых.

Мальбродский шел великолепно. Легко, и рвался вперед. Здесь я в первый раз поставил вопрос ребром о беспрекословном подчинении всех мне. Ими же мне была дана власть "диктатора". Ими же не исполнялось мое приказание двигаться вперед.

Пришлось крикнуть и пугнуть, — особенно "ходока" Сазонова.

Ну ничего. — Поругались, но все таки поплелись. Идти было действительно трудно. — Мы уже вышли на "непроходимые" болота. Нога вязла даже на кочках. Нужно было прыгать и, вместе с тем, вытаскивать вязнущую ногу. Koроткие отдыхи становились все чаще. Был день и нужно было становиться на дневку.