Эдуард Хруцкий: Тайны уставшего города

Блюмкин сидел за столом с Сергеем Есениным и Мариенгофом. Он увидел это и заорал на весь зал:

— Хам! Сволочь! Убью!

И выхватил браунинг.

Есенин навалился на него, вырвал оружие.

— Ты чего, Яша, совсем сдурел? Это же замечательный артист. Наш товарищ.

— Он сволочь и хам, я его все равно убью. Отдай оружие.

— Будешь уходить, отдам, — отвечал Есенин.

О Якове Блюмкине писали много всего. Например, ему было предъявлено в ОГПУ после ареста обвинение, что он растратил в Палестине и Турции казенные деньги. Но никакого документального подтверждения этому нет.

Многие писали о нем как о трусе. Анатолий Мариенгоф в своем «Романе без вранья» рассказывал, что Блюмкин был человеком трусливым и частенько просил их с Есениным проводить его домой.

Что— то не «стыкуется»: чекист был семь раз ранен, причем четыре раза холодным оружием в рукопашном бою.

Странная какая-то биография была у этого человека, в ней оказывалось много провалов. Причем их по сей день не могут восстановить специалисты, изучающие историю ВЧК-ОГПУ.

Революция всегда выносит авантюристов на мутной волне. Именно она вынесла к вершинам власти сына приказчика с одесской Молдаванки. В двадцатом году, когда Блюмкин появился в «Домино», ему исполнилось всего двадцать два года. Но ему было о чем рассказать изумленным слушателям.

В Одессе он дружил с Михаилом Винницким, знаменитым Мишкой Япончиком. Изучая нашу криминальную историю, могу сразу сказать, что Япончик в основном занимался вымогательством, а совершал налеты лишь после того, как ему отказывались платить дань.

Начиная с одесских рассказов Исаака Бабеля и заканчивая публикациями нынешними, Винницкий предстает королем преступного мира России. Но он ни в какое сравнение не идет с такими бандитами, как Сабан, Кошельков, Гришка Адвокат, орудовавшими в Москве.

Но вернемся к Якову Блюмкину. Вместе с Винницким в 1918 году он формировал Первый железный революционный отряд, состоявший из молдаванского ворья и бандитов.

История этой воинской единицы была короткой и бесславной. Одно дело грабить мирных еврейских коммерсантов, совсем другое — драться с профессиональными вояками из дивизии Дроздовского.

Железный отряд бросил фронт, а его командира, Мишку Япончика, расстреляли.

Но Яков Блюмкин заслужил всероссийскую славу после убийства в Москве германского посла Мирбаха. Надо сказать, что тогда Яков Блюмкин уже был комиссаром ЧК. Вполне естественно, что его объявили в розыск. Но Ленин в телефонном разговоре сказал Дзержинскому, что убийцу надо искать со всем старанием, а находить — не обязательно.

Посол граф Мирбах, мастер политических интриг, наделенный особыми полномочиями, снабжал деньгами нужных Германии людей и, говоря нынешним языком, был «смотрящим» за использованием денег.

Блюмкина найти было не сложно, он продолжал работать в ЧК на Украине. В двадцатом году он возвращается в Москву и становится слушателем Академии Красной армии по восточному факультету, на котором готовили разведчиков.

Яков Блюмкин был добрым гением богемы из кафе поэтов «Домино». Он щедро угощал их, помогал деньгами, доставал ордера на одежду и обувь. Он даже стал одним из учредителей поэтической «Ассоциации вольнодумцев» и, естественно, своим человеком в кругу имажинистов.

Много позже Блюмкину начнут приписывать смерть Есенина. Якобы именно он убил поэта на конспиративной квартире в Ленинграде, потом чекисты перенесли его в номер гостиницы «Англетер». А потом кровью Есенина он написал знаменитые прощальные стихи.

Блюмкин действительно сочинял вирши, но написать такие строчки вряд ли бы сумел.

В том же двадцатом Блюмкин исчезает из Москвы, чтобы всплыть в Иране. Там, в северной части, на штыках Красной армии создается самопровозглашенная Гилянская Советская Республика со столицей городом Решт.

Блюмкин — комиссар Гилянской Красной армии и одновременно член компартии Ирана.

О Якове Блюмкине можно рассказывать бесконечно. Но он уехал из кафе «Домино» в Иран, и на этом мы его покинем.

Блюмкина расстреляли в 1929 году. Ему был всего тридцать один год.

Однажды, в 1959 году, мне позвонил начальник МУРа Иван Васильевич Парфентьев и сказал:

— Зайди, я тебя с интересным типом познакомлю.

В кабинете Парфентьева сидел благообразный, хорошо одетый человек.

— Эх, Борис Васильевич, — сказал Парфентьев, — вам уже за семьдесят, а вы все никак не успокоитесь.