Эдуард Хруцкий - Тайны уставшего города

И всем известный дом, в котором помещались модная парикмахерская, винный магазин и знаменитое «Кафе-мороженое», никаких исторических ассоциаций у меня не вызывал.

Сколько раз, фланируя по московскому Бродвею, я проходил мимо него, спокойно поглядывая на очередь у входа в храм пломбиров, не задумываясь, что было раньше на этом месте.

Узнал я об этом значительно позже, когда пришел работать в «Московский комсомолец». В 1958 году партийные власти изобрели новую газету — «Ленинское знамя» — для популяризации социалистических побед Подмосковья.

Напротив нашего отдела разместилось подразделение, которое освещало в новом издании культуру и информацию. Занимался этим Александр Борисович Амасович. Человек умный, начитанный и необыкновенно элегантный.

Мы с ним, несмотря на разницу в возрасте, подружились. Александр Борисович начал работать в газете, по-моему, еще во времена НЭПа и был кладезем всевозможных занимательных историй из жизни разных знаменитостей. К нему часто заходил его приятель Евгений Иванович, к сожалению, фамилию его не помню точно. Это был крупный человек с седой шевелюрой, разделенной безукоризненным пробором, всегда элегантно одетый. Он начинал свою карьеру репортером в газете «Русское слово», которую редактировал знаменитый Иван Федорович Благов.

Евгений Иванович был потрясающим мастером устного рассказа. Несколькими словами он, словно скульптор глиной, вылепливал образы знаменитых журналистов прошлого: мастера сенсаций Олега Леонидова, редактора «Синего журнала», а позже «30 дней» Василия Регинина, великого московского репортера Владимира Гиляровского.

Евгению Ивановичу было чуть за шестьдесят, но мне он казался необыкновенно старым человеком. Когда он появлялся в редакции, Амасович звонил мне, и я летел на второй этаж за коньяком и закуской.

Мы запирались в кабинете, пили трехзвездочный армянский, и я слушал рассказы моих старших коллег.

Потом мы уходили из редакции и переулками пробирались в бывший Камергерский, тогда проезд МХАТа, сворачивали направо и заходили в магазин «Российские вина». Там, при входе, вольготно раскинулся мраморный прилавок, на котором теснились бутылки шампанского. Мы брали по бокалу и по конфете.

— Господи, — сказал Евгений Иванович, — сколь же лет я пью на этом самом месте.

— Ровно сорок, — засмеялся Амасович.

Увидев мое удивление, Евгений Иванович пояснил:

— Раньше здесь находился дом 18 по Тверской улице. А в нем на первом этаже — знаменитое кафе поэтов «Домино». Интересно, что на втором этаже висела вывеска лечебницы для душевнобольных, и мы в редакции всегда говорили: «Пойдем в сумасшедший дом».

А здесь действительно был сумасшедший дом. Вечерами сюда приходили поэты, журналисты, писатели, актеры, художники и, конечно, налетчики. Здесь выступали Сева Мейерхольд и Володя Маяковский, Рюрик Ивнев… А Сережа Есенин даже написал стихи об этом кафе.

— Какие?

Евгений Иванович читал профессионально, как актер, но тихо, чтобы не привлекать внимания веселых соотечественников, освежающихся шампанским.

В конце каждой строки он взмахивал бокалом, словно ставя точку.

— Когда-нибудь я напишу книгу о той прекрасной поре, — сказал он.

Евгений Иванович умер через два года, так и не написав свою книгу. Сердце московского репортера не выдержало. Он писал в газету о революции, Гражданской войне, НЭПе, размахе пятилеток. В сорок первом ушел на фронт и от Москвы до Берлина прошел корреспондентом дивизионной газеты.

В пятьдесят втором получил десятку, вернулся в пятьдесят пятом и снова писал репортажи. Ушел из газеты, унеся свое главное богатство — память.

А с кафе «Домино» мне пришлось столкнуться, изучая материалы Уголовной секции МЧК, возглавляемой талантливым оперативником Федором Мартыновым. В те годы именно его служба занималась борьбой с бандитизмом в Москве.

Итак, Москва, Тверская, 18, кафе «Домино». Гражданская война. Разруха. Трудности с продовольствием, теплом, электричеством.

Вечерами в кафе негде было сесть. Вся богемная Москва тех лет прибегала сюда на огонек.

Странный, хининно-горький напиток, именуемый кофе, из брусничного листа чай, серого цвета эклеры на сахарине, как лакомство — котлеты из конины и для избранных — ханжа, водка-сырец.