Андре Кастело: Королева Марго

И в погожий июньский день 1559 года праздничные трибуны вновь надолго заслонили окна жилых домов. Правда, повод для радости все-таки был: предстоящие торжества были приурочены к только что заключенному с испанцами миру в Като-Камбрези. [4] Като-Камбрезийский мир был подписан 3 апреля 1559 года королем Франции Генрихом II и королем Испании Филиппом II. Положил конец длительным войнам между Валуа и Габсбургами за раздел Италии. Так решил король Генрих II. На всех перекрестках города глашатаи выкрикивали его указ:

«Именем короля. После долгой и жестокой войны, на которой не ведавшим отдыха оружием было пролито столько человеческой крови, всем гражданам повелевается с чувством радости, облегчения и ликования восславить это великое событие!».

По правде говоря, французы находили, что заплатили чрезмерную цену за «великое событие» В обмен на жалкую компенсацию — Сен-Кантен, Теруанн и Ле Катле — Франция уступила Савойю, Пьемонт, Миланскую провинцию, Корсику, Бресс и Бюже! Так «за один час, одним росчерком пера, пришлось все отдать, — с грустью писал современный хронист, — и трех или четырех капель чернил хватило, чтобы осквернить и пустить по ветру все наши великие прошлые победы!»

Но этими же «тремя или четырьмя каплями чернил» предрешены были женитьба Филиппа II Испанского на Елизавете, старшей дочери короля Генриха, которой исполнилось тринадцать лет, а также герцога Савойского — на сестре короля, Маргарите. Савойец лично явился в Париж, тогда как испанец прислал вместо себя прославленного Фернандо, герцога Альбу. Однажды июньским утром сей последний вошел в опочивальню будущей королевы и, закатав штанину на левой ноге, коснулся ею голой ножки девочки. Свадьба была объявлена «свершившейся», и герцог Альба, кажется, не без некоторого сожаления покинул будуар королевы. У французов до сих пор в ходу выражение «дело одной ноги» — несомненно, оно пошло с этой истории…

На следующий день начались рыцарские турниры, «и французы с блеском продемонстрировали, что в кавалерийском деле искушены более испанцев». Гости из-за Пиренеев были так неуклюжи, «так нетвердо держались в седле, что каждую минуту, казалось, вот-вот упадут с лошадей».

В честь бракосочетания герцога Савойского поединки возобновились. Во вторник, 28 июня, так же как и в среду, 29-го, отличился король Генрих — он был в числе победителей.

Четверг, 30 июня 1559 года.

Уже с девяти часов утра зрители спешили занять места на трибунах. Королева Екатерина Медичи, мать трех будущих королей Франции и их сестры, неукротимой Марго, которой также суждено стать королевой, расположилась в своей ложе — эта ложа находилась напротив дома № 62 на нынешней улице Сент-Антуан. Рядом уселась Диана де Пуатье, герцогиня де Валентинуа, любовница короля Генриха II. Он любил ее до беспамятства, хотя Диане было уже шестьдесят, — поразительный случай вечной молодости. Не случайно Брантом, [5] Пьер Брантом де Бурдей (1540–1614), блестящий хронист своего времени. Его перу принадлежат: «Жизнь знаменитых людей и великих полководцев», «Жизнь знаменитых женщин», «Жизнь галантных женщин». Все его труды были изданы посмертно. великий знаток амурных историй, писал: «Я видел герцогиню де Валентинуа в возрасте шестидесяти шести лет — она была так же красива, свежа и привлекательна, как в тридцать».

Как всегда, король носил цвета Дианы, черный и белый: их выбрала дама его сердца в знак траура по покойному супругу, месье де Брезе. Под этими цветами король сражался на войне, под ними же нашел свою смерть. Он подписывал письма литерой Н (Henri. — Прим. пер. ), добавляя к ней два полумесяца: полумесяц действительно был его личной эмблемой, но окружающими он воспринимался как небесный знак, с которым олицетворяла себя пленительная Диана. Это Н вместе с двумя полумесяцами образовывали два сплетающихся друг с другом D. Их находят на всех доспехах, каминах, на дверях всех его замков, даже на коронационной одежде короля. Значит, уже в Реймсе между ними существовала любовная связь.

Екатерина презирала свою соперницу, но вынуждена была терпеть ее подле себя. Ведь она родила десять детей и вообще-то должна была быть признательна Диане за то, что та не позволяла своему венценосному любовнику забывать дорогу в покои жены. Ведь увлечение Генриха было вполне извинительным: пышногрудую Екатерину обычно называли точным портретом папы Льва X, человека с белесыми, навыкате глазами, лишенными какого бы то ни было очарования.