— Когда стрельба началась, он... упал, — сообщил замыкающий Кузнецов, — я вернулся, звал... был бы ранен... ответил.
— Пули свистели над головой, — подтвердил Медиков, он был невдалеке от Кузнецова. — Мы ощупали все... наверное, убит.
На поиски Хайкина ушло еще около часа, дважды мы подходили к дороге, откатывались обратно к гребню. Затем повернули на юг. По всей колонне взлетали ракеты. Дорогу нужно пересечь и обойти Веславы.
Потеря Хайкина заставила изменить прежний порядок движения и перестроиться цепочкой — в затылок друг другу. Каски брошены. Свернули палатки. Они выручали днем, но сейчас ткань промокла, залеплена грязью и только мешала.
В темноте волчьими глазами светят габаритные фонари, вытянувшись полудугой. Мы приближались — и каждый раз вынуждены были отходить. Вместо проходов темнели силуэты машин без огней.
Впереди обозначился свободный участок. Это разрыв. Зотин предупредил, и все ползут друг за другом.
Расстояние между машинами не менее двухсот метров. Я был уже на дороге, когда раздался окрик, последовал выстрел. Ракета ударила в землю ярким клубком и рассыпалась искрами.
Подсвеченный снизу караульный стоял, расставив ноги. Я готов был нажать на спуск. Новая ракета взлетела ближе. Караульный дал очередь, стали стрелять другие. Трассы скрещивались над головой и разлетались в стороны.
Сначала Обушный был рядом, потом отвернул влево. Вокруг свистели пули, сверкали разноцветные полосы трасс. С дороги доносились выкрики. Я прилег, осмотрелся.
Свет плыл поверху. Вблизи держалась темень. Никто не отвечал на сигналы. Я поднялся, отбежал полсотни шагов.
Слева в свете ракет виднелись хаты, машины в колонне. Это хутор. Я не думал, что забрался так далеко, и был доволен, когда удалось сориентироваться.
Нужно взять левей и отойти, дать немцам успокоиться. Спасительный гребень был недалеко. И я одним духом поднялся по склону. Дорога осталась в восьмистах шагах позади.
Я стал произносить пароль. Никто не отвечал. Стрельба затихала. Реже взлетали ракеты.
Где мои товарищи? Не потерялись ли, как огневые взводы за Деймановкой?
Я прилег, слушал, вглядывался в темноту. Уйти далеко они не могли. Найду кого-нибудь.
Зарево ракет перекатывалось волнами. Никто не отзывался. Я повернул назад, чтобы осмотреть склон. Продвинулся двести, триста шагов. «Братья пилигримы!»
— Ну вот, встретились... Мы уже третий раз возвращаемся к дороге, — говорил Зотин. Тут был и Обушный. — Черт бы его взял, этого немца! Кто ожидал, что он уйдет так далеко от бронетранспортера.
Держаться всем вместе, попытаемся еще раз. Меня поддерживал только Зотин. Мнения разделились. Трое считали необходимым прекратить попытки, нужен привал.
— Тыкаемся без всякого толку то там, то там, всполошили их... по всей колонне... Вряд ли удастся прорваться... — говорил Обушный.
— Все началось с «опеля», — прервал Кузнецов. — Шли спокойно пять людей... Зачем задираться?.. Зачем стрелять?.. Пять храбрецов ввязались в сражение со всей немецкой армией. Затравили, как зверей, пригнали сюда и... мало дневных злоключений... Под носом колонна... сами на виду, переждать бы, а нет, снова дразнить гусей хотите... тянет на дорогу... К черту, я промок, устал безумно, не убьют, так околеешь до утра...
— Влипли мы, хлопцы, — проговорил Медиков.
Нет, так не пойдет!.. Они жалуются на судьбу?.. Но это только начало... Пусть вспомнят воинский дух... я никому не навязываюсь... Оставайтесь, кто хочет... Сидеть здесь я не намерен... пойду обратно к подсолнухам... через речку, мимо Гапоновки... мимо «верблюда...» на Суду...
— Давайте двигать, — сказал Зотин, — в конце концов нас вынудили... а теперь... пойдем к реке...
Глубокой ночью мы повернули на северо-восток и спустя полтора часа вошли в подсолнухи.
Рассеивая снопы света, прошла машина на Исковцы.
Дождь льет снова. Я зря выбросил каску. Вода струится по лицу и течет за ворот. Не согревают ни одежда, ни грязные треугольные трофейные плащ-палатки.
Речка осталась позади. Справа, над хатами Гапоновки, каждые две-три минуты поднимается ракета, полыхает над лугом, освещая копны сена. Со всех сторон обложила ночь. Чернильная темнота придвигается вплотную к лицам, вползает в душу.
Перед кучами разметанного сена мои товарищи в молчании остановились. За крайней хатой приглушенно щелкнула ракетница. Взвилась ракета. Роняя искры, поднимается, описывает дугу. Из темноты выступали соломенные крыши, окна, изгородь, луг и маслянисто-черная лента речки. Удручающая картина! Будто приподнялся занавес и открыл опустошенный чумой уголок сказочного царства. Все вокруг мертво и неподвижно. Бесшумно скользят и перемещаются тени, ширятся, чтобы снова упрятать мир под черное покрывало ночи. Дует ветер. Дождь стучит по одежде...
Читать дальше