Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Это породило ропот среди благонамеренных и серьезных подданных. Недовольны были и те протестанты, которые готовы были примириться с четким уставом англиканской церкви, и те, кого бесповоротно отталкивало, как им казалось, самое беспардонное злоупотребление этим уставом. Последних всегда было меньшинство, правда, меньшинство шумное и влиятельное. Выходцы из самых разных слоев общества, эти люди придавали особое значение Духовному подъему как результату строгого самоанализа и беспощадных порой душевных испытаний, предшествующих обретению уверенности в том, что они — люди избранные.

Одно из самых известных в истории и, несомненно, наиболее далеко идущих по своему значению испытаний в таком роде произошло в конце 20-х годов. В то время в деревушке Сент-Ив жил мирный сквайр по имени Оливер Кромвель. Избранный в 1629 году в парламент, он отнюдь не зарекомендовал себя особо ярым антимонархистом. Право, насколько можно судить, его куда больше государственных занимали личные проблемы — в ходе парламентских слушаний он часто отлучался с визитами к одному известному лондонскому медику, который поставил ему диагноз «депрессия». По возвращении домой Кромвель также часто вызывал доктора, помогавшего ему избавиться от дурных предчувствий, которым он, тридцатилетний в ту пору мужчина, придавал словесную форму религиозной символики: пересохшие источники, голая пустыня. Говоря на языке пуритан, Кромвель безнадежно уверовал тогда в собственную греховность, от которой может избавить лишь благословение Божие. «Моя жизнь тебе известна, — писал он одному родичу. — О, я жил во тьме и любил тьму, а свет ненавидел. Я был самым, самым большим грешником». В конце концов, когда все душевные ресурсы были исчерпаны, на место полной подавленности пришло убеждение в избранности. «Велико Его милосердие!» Подобное преображение обладает особой силой, и отныне Кромвель, как избранник Господа, целиком отдался делу истинной реформации — избавлению христианства на английской почве от того, что ему представлялось компромиссом с церковью Лода, с ее епископами, главой-королем, священниками в ризах и папистскими праздниками наподобие Рождества.

Религиозное воспитание принца было доверено доктору Брайану Дуппе, благонадежному и просвещенному епископу Чичестерскому. Дуппа был достаточно умен, чтобы не нажимать чрезмерно на своего подопечного, и Карл к нему искренне привязался. Впрочем, наибольшее влияние на принца в ту пору оказывал герцог Ньюкасл — вельможа-гувернер, специально приставленный к нему, чтобы обучить аристократическим манерам. Множество уроков Ньюкасла останутся с Карлом на всю жизнь, в частности поощрение добросердечия и предупредительности, которые юный принц уже продемонстрировал при знакомстве с Ферраром и которые будут отличать его в зрелые годы, нередко прикрывая собой политическую жесткость.

Ньюкасл был человек тщеславный, и положение наставника принца поднимало его престиж и усиливало влиятельность; однако же, взяв на себя эту миссию, он настолько отдался ее выполнению, что не терпел ни малейшей критики. Ньюкасл был страстным монархистом, настолько страстным, что его жена жаловалась, будто Карла он любит больше собственных детей и даже больше ее. Карл, в свою очередь, буквально влюбился в этого сорокапятилетнего мужчину с живым, хотя и не особенно глубоким умом, удивительной широтой интересов, отменными манерами и, главное, открытым и прагматическим взглядом на мир. Разительно отличаясь от замкнутого и холодного отца принца, он был личностью, в которой мальчик вполне мог увидеть героя. Как можно противостоять человеку, не позволяющему себе относиться к тебе всего лишь как к ребенку, человеку, который отличается такой широтой интересов и излучает неиссякаемую энергию? К тому же Ньюкасл любил животных и считался одним из лучших наездников в Англии. В конюшне его неизменно приветствовало ржание любимцев, каждого из которых он знал досконально. Через непродолжительное время Карл под его руководством стал приличным наездником, а также фехтовальщиком и танцором. И хотя Ньюкасл мог потолковать о разных предметах, от химии до литературы, широта его интересов никогда не переходила в утомительный педантизм, и он тщательно следил, чтобы его подопечный сохранял в обращении с людьми легкость и естественность.

Ясно, что Ньюкасл отчасти стремился противостоять влиянию на принца тех сторон личности короля, которым он до некоторой степени был обязан падением своей популярности. Например, с одной стороны, принцу не пристало слишком явно выражать свои чувства, а с другой — ему не следует и воспитывать в себе отчужденность, которая многих отталкивает в его отце. «Хотя от короля и нельзя требовать слишком многого, — поучал Ньюкасл, — улыбка или приподнятая в нужный момент шляпа не помешают». Как разительно это отличается от ходячих выражений короля: «Не вам меня судить, сэр», или: «Я жду повиновения». На этом фоне, не уставал повторять Ньюкасл, человеческая теплота принесет принцу немало очков. «Вот легкий путь завоевать сердца людей».