Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

В день самой свадьбы, после прогулки по Гайд-парку, ужина и танцев, пришла пора освятить брачное ложе.

Король провел принца Вильгельма в государственные покои, где, окруженная своими фрейлинами, на ложе возлежала принцесса. Раздевшись с помощью принца Карла, жених лег рядом с ней и нежно трижды поцеловал новобрачную. Затем он пятнадцать минут лежал на постели «в присутствии знатных английских господ и дам» и представителей Голландии. Чтобы брак считался заключенным официально, новобрачные должны были коснуться друг друга обнаженными ногами, но ночная рубашка Марии доходила до самых щиколоток, и лишь вмешательство верного карлика, раздобывшего где-то ножницы, позволило, ко всеобщему удовольствию, завершить церемонию.

Однако в Уайтхолле уже не было спокойно. Разъяренная лондонская толпа, жаждущая крови Стратфорда, бушевала вокруг дворца, и королю было все труднее противостоять ее давлению. Он отправил в обе палаты парламента последнее отчаянное обращение к парламентариям. Замена смертного приговора Стратфорду на тюремное заключение, говорилось в нем, «неизъяснимо облегчит мне душу». По свидетельству венецианского посла, королеве пришла в голову спасительная, как она явно считала, мысль. Она предложила, чтобы послание в парламент доставил лично принц Карл. Неужели вид невинного подростка, вовлеченного в столь тяжелый процесс, не смягчит сердца этих ужасных людей? Был спешно подготовлен экипаж, кучеру приказали срочно доставить принца в палату лордов. Тот покорно проехал улицами возбужденного Лондона — но все это ни к чему не привело. Впервые в жизни от принца бесцеремонно отмахнулись, послание короля было отвергнуто, и толпа получила голову Стратфорда.

Возрастающее в стране напряжение привлекло на сторону Карла I деятелей крупного масштаба. Среди них был Эдвард Хайд, юрист, депутат парламента от округа Салташ в Корнуолле. Его врожденное чувство приличия было оскорблено «недостойным и грубым» поведением Оливера Кромвеля на заседании одного из комитетов палаты общин, и он в присущей ему патетической манере заявил, что, если Кромвель и впредь будет продолжать в том же духе, заседание придется немедленно прервать и подать на него жалобу. Это заявление всерьез обеспокоило кое-кого из коллег Хайда.

— Становясь на сторону двора, вы сослужите себе дурную службу, — попытался предостеречь его Генри Мартен.

Хайд небрежно отговорился, что «с двором ничего общего не имеет». У него одна забота — «отстоять принципы правления и закон». На эту тему Хайд мог распространяться часами.

Мартен ограничился одной-единственной фразой: «Нет такого мудреца, который способен был бы править нами в одиночку».

Столь откровенный подрыв основ монархии потряс Хайда. «Ничего подобного, — писал он, — я дотоле не слышал».

Внутренне кипя от негодования, Хайд на следующий день получил приватную аудиенцию у короля, и ему удалось, в немалой степени благодаря собственным достоинствам, завоевать доверие своего надменного и, как правило, замкнутого собеседника. Самой надежной верительной грамотой Хайда была его безграничная преданность: по собственным словам, он испытывал «какую-то особую любовь к личности короля». Тот факт, что Карла I веселили даже примитивные шутки Хайда, вполне свидетельствует, что в его обществе королю было хорошо; однако же не менее важным для монарха было видеть в этом застенчивом от природы и, в общем, ленивом молодом человеке его бесспорные административные способности и неукротимую энергию. Случалось, Хайд был напыщен, порой даже, как вскоре предстояло убедиться принцу Карлу, нетерпим, но та воля к власти, которую он излучал, хотя ему было всего тридцать, привлекала загнанного в тупик короля.

Политическое напряжение нарастало, волнение охватило весь Лондон, теперь уже и сам монарх оказался в полной растерянности, не зная, что предпринять. И вдруг совершенно неожиданно он с семьей покинул столицу, да так стремительно, что, когда двор оказался в Хэмптон-Корте, к его приему ничего не было готово. Принц ночевал в одной комнате с родителями. Надежный мир детства рассыпался на глазах. Мальчику пришлось покинуть шикарный дворец, где власть была запечатлена штрихами самого Рубенса. Впереди маленького Карла ждал мир, в котором ему, чтобы выжить, понадобятся все его изворотливость и хитроумие. Пока же по пустынному Уайтхоллу беспрепятственно бродили зеваки, глазеющие на королевские регалии — официальные залы, картины, гобелены, наконец, самый трон; иные даже взбирались на него, чтобы самолично испытать, каково это — быть королем.