Уж не на выручку ли «сатрапа» Багирова и для защиты Баку от паники доставили летчики Л. Орлову и Л. Миронова?
Тогда Багиров выступил против них с самым большим, который был у него на руках, – моим козырем:
– Любовь Орлова живет у нас в Баку, ничего не боится и разговоров об отъезде не ведет. И концерты свои отменять не собирается. Вам не стыдно?
– Стыдно-то стыдно, – согласились будто бы багировские соратники. – Но о каких концертах ты, дорогой, говоришь, если сама Орлова уже в Москве?
Багиров почувствовал, что почва уходит из-под его ног, но отрезал: «Сегодня в Москве, а завтра будет здесь!»
Какой город «спасала от паники» эта афиша Л. Орловой: Баку (по версии М. Кушнирова) или Орджоникидзе (по Щеглову)?..
А я, как назло, именно тогда, единственный раз за все время военного отсутствия, наведалась в Москву, даже дала концерт в Колонном зале. Успех в разгар войны, в Колонном! – был такой, что упросили выступить еще. Но вдруг приходит предписание, вернее, просьба (предписывать мне он не мог) от Багирова немедленно вернуться в Баку, где я, по его словам, нужна позарез. Так и сказано: «позарез». И хотя я понимала, что это серьезно, невольно вспомнила комический, не вошедший в «Цирк» эпизод между Кнейшицем и Скамейкиным. «Что, господин Скамейкин, все еще собираетесь жениться?» застает его Кнейшиц в кордебалете. – «Да, мне нужно жениться до зарезу» «Почему именно до зарезу»? – «Потому что после «зарезу» мне будет уже все равно». Так вот, чтобы Багирову не стало «все равно», а главное, желая откликнуться на просьбу чудесного приютившего нас города, я отказалась от повторного концерта в Колонном и вылетела в Баку.
Вылететь-то мы с моим аккомпаниатором Левой Мироновым вылетели, но долетели только до Куйбышева. Когда наш «дуглас» сделал там промежуточную, для дозаправки, посадку, он тут же понадобился одному из главных наркомов правительство тогда находилось в Куйбышеве – лететь в Москву по срочному вызову Сталина. А «лишних» самолетов не было.
И что вы думаете: узнав о нашей задержке, Багиров вызвал командующего воздушными силами Закавказского военного округа (так пишет Кушниров, но я думаю, что тот ему не подчинялся) и приказал послать в Куйбышев истребитель… потом опомнился и сменил истребитель на бомбардировщик.
Экипаж последнего, надо отдать ему должное, сделал все, чтобы вверенная ему «звезда» долетела максимально «комфортабельно», даже мягкое кресло для меня раздобыли. Нарядили нас с Мироновым в летные куртки, унты, на головы напялили шлемофоны и в таком виде доставили перед светлые (если их такими можно назвать) очи Багирова.
Тот объяснил ситуацию, попросил как можно скорее, желательно немедленно, дать концерт и сделать его максимально, насколько это возможно в военное время, легкомысленным. Уж не знаю, насколько сие мне удалось, но сохранилась рецензия на этот концерт (читает): «Особенно понравилась публике самовлюбленная «Кукушка» Чайковского». А уж к этой «Кукушке», в которой я обычно всячески комиковала, я прибегала только в исключительных случаях, когда действительно надо было «встряхнуть» зал…
И представьте, уверял меня потом Багиров, встряхнула не только зал, но и весь город: после двух-трех таких концертов паника в столице Азербайджана понемногу улеглась. При известии о столь «легкомысленно» поющей в Баку Орловой как-то не хотелось думать о возможном немецком наступлении…
Тут актриса загадочно – и спиритам, если бы это был ее «дух», просто любопытным, доживи она до своих «ста» – улыбается:
– Но это лишь одна, довольно, надо сказать, привлекательная версия моей «борьбы» с паникой. А вот как описал ее внук моей незабвенной Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф Дима Щеглов.
…У него дело тоже происходит на Кавказе, но совсем в другом его конце – в Орджоникидзе. Там ситуация с паникой перед возможным вступлением в город немцев становится уже неуправляемой: люди, бросая дома, бегут из города, «штурмуют», как мы в Риге в первые дни войны, поезда…
И якобы, пишет Щеглов, кому-то пришло в голову – он почему-то называет эту аферу «трюком» – использовать мои старые, не сгодившиеся из-за отмененных ввиду близости фронта концертов афиши. И в наглую, что называется, развесить их снова, когда моего появления тем более никто не ожидает. Причем Щеглову почему-то кажется, что автором такого «трюка» могла быть только женщина.
И вот связки моих афиш вытаскиваются из горкомовской подсобки, где они почему-то хранились: без дат, без мест проведения концертов. Только «лауреат Сталинской премии, народная артистка РСФСР (тут автор явно польстил мне: всю войну я еще проходила в «заслуженных») Любовь Орлова».
Читать дальше