Георгий Ушаков - По нехоженой земле

Снежная слепота, или острый конъюнктивит, не раз была предметом наших бесед. Сегодня, когда Журавлев уже страдает, а я на грани заболевания, эта тема обсуждается особенно горячо. Существует мнение, что сопротивляемость снежной слепоте уменьшается пропорционально остроте зрения и что чаще всего заболевают снежной слепотой люди светлоглазые. Возможно, что все это имеет какое-нибудь значение, но я не раз наблюдал случаи снежной слепоты у черноглазых эскимосов, по зоркости отнюдь не уступающих Журавлеву. Мне кажется — и брюнеты с темными глазами и голубоглазые блондины одинаково подвержены заболеванию. Все зависит от условий.

У Журавлева боль в глазах прошла. Меня она все еще беспокоит. Все же решили не задерживаться. Дам отдых глазам на мысе Берга, пока будет определяться астрономический пункт. Надел две пары снежных очков.

От Базарных скал проследовали вдоль южного берега фиорда. Почти 17 километров шли по языку глетчера, впадающему в фиорд. Опять часто поднимались на ледяные волны и ныряли вниз. Но на дорогу все же пожаловаться нельзя. Снег здесь в прекрасном состоянии. Собаки бегут весело. Но скоро все изменится. Нас, видимо, ожидает борьба с необычными трудностями. До сего времени врагами были метель и мороз, теперь ими станут тепло и вода.

Сегодня на всем протяжении ледника не встретили ни одного выхода горных пород. Это испортило настроение Урванцеву. Возможно, что ледник скрывает под собой интересные месторождения: в конце 17-го километра пути, уже на обнаженной земле, нам попались обломки изверженных пород, несомненно принесенные льдом.

Ледник еще долго будет скрывать под собой возможные богатства, и мы пока что беспомощны перед его ледяным панцирем. Собрав образцы и дав небольшую передышку собакам, двинулись дальше. Путь здесь был еще лучше. Только изредка попадались неширокие полосы рыхлого снега, которые мы сравнительно легко проходили.

Берег повернул почти по прямой линии на север. На 28-м километре остановились на ночлег. Тепло. Но картина совершенно зимняя. Только пролетающие над бивуаком люрики и чистики напоминают, что во внутренних областях Земли уже началась весна. Птицы летят на северо-восток и обратно. По-видимому, там есть открытая вода, и они летают на кормежку.

Вчера не вел записей. Глаза разболелись не на шутку. Проделав 28-километровый переход, мы вышли к астрономическому пункту Гидрографической экспедиции и нашему депо на мысе Берга.

Всю дорогу я ехал в двойных снежных очках, но это уже не могло помочь. К концу пути почувствовал мучительную боль. Слезы текли из воспаленных глаз. Закроешь веки — испытываешь необычайно яркое ощущение малинового цвета, словно он залил весь мир и других цветов больше не существует.

На мысе Берга немедленно поставили палатку и накрыли ее брезентом. Пустил в глаза раствор кокаина, прижег веки алюминиевым карандашом и с завязанными глазами отсиживался в палатке. Только сегодня к концу дня боль в глазах утихла, и сейчас в полутемной палатке я уже могу не только смотреть, но и писать.

Николай Николаевич закончил определение астрономического пункта. Разница между данными Гидрографической экспедиции и нашими получилась незначительная: по широте 11", а по дороге 15". Оба расхождения находятся в пределах точности инструментов.

Журавлев убил трех медведей. Сначала самку с пестуном, караулившую около продуха нерпу, потом крупного, необычайно жирного самца. За последним он погнался на собаках по торошенным льдам. Дело кончилось тем, что жирный зверь, измученный погоней, не выдержал и лег. Собаки тоже настолько устали, что, догнав медведя, не могли даже лаять. Первым же выстрелом охотник свалил добычу.

Вчера товарищи видели на льду первую нерпу. Это еще один признак полярной весны.

Завтра расстаемся с Журавлевым. Он уже увязал свои сани — забрал все скопившиеся образцы горных пород и медвежьи шкуры. Груза набралось около трехсот килограммов. А еще ведь надо взять образцы с мыса Ворошилова. Мы посоветовали ему бросить медвежьи шкуры. Он только Удивленно посмотрел на нас и отрицательно помотал головой. Несомненно, наше предложение показалось охотнику таким же несообразным, как нам показалось бы предложение бросить уже заснятые планшеты или данные по определенным астрономическим пунктам.

Утром наш коллектив, и без того маленький, разделился. Мы распрощались с Журавлевым. Немногословно пожелали ему счастливого пути, а он нам, столь же коротко,— скорого возвращения. За сдержанными словами и крепкими рукопожатиями крылась обоюдная тревога: мы думали о его путешествии в одиночку, с небольшим запасом топлива, без палатки, с риском попасть в распутицу. А для него не была секретом наша верная встреча с распутицей и со всеми вытекающими отсюда возможными последствиями. Никто из нас не мог сказать, когда мы встретимся вновь. В хороший исход каждый мог только верить. Однако говорить об этом было ни к чему.