Я понимал, что нельзя кружить здесь всю ночь. Снег сыпал не переставая. Надо было что-то предпринять. Наконец, я оторвался от маяка, поднявшись вверх по спирали, и вслепую полетел в ту сторону, где, как мне казалось, находился следующий маяк. Я надеялся, что увижу его внизу, сквозь снег; если же не увижу, то буду продолжать полет вслепую до тех пор, пока не выберусь из гор или из полосы снега, или из того и другого вместе.
Мне посчастливилось: я пролетел как раз над маяком и сквозь сплошной снег увидел тусклый свет огней на границах Беллефонтского аэродрома. Я спустился по спирали и сделал посадку.
Не прошло и пяти минут, как на аэродром сел почтовый самолет, прилетевший с той же стороны, что и я. Я спросил у пилота, как низко он летел над маяком в то время, как я кружил над ним. Он сказал, что пролетел как раз над самым маяком. Попробуйте представить себе, что произошло бы, если бы я оставался там кружить среди сплошного снега, а он как раз пролетел бы над маяком? Он сказал, что летел главным образом по приборам. Конечно, он не заметил бы меня, а я его. Наша встреча была бы, вероятно, менее приятной!
В армии существует такой обычай. Если вы только что совершили большой перелет, не справляйтесь о том, годится ли погода для того, чтобы лететь обратно; не осматривайте самолет, чтобы установить, в хорошем ли он состоянии, но загляните в свой карман и проверьте — хватит ли у вас денег, чтобы задержаться на несколько дней.
У меня денег не было; я влез в мой старый PW-8 и вылетел из Вашингтона на Селфриджский аэродром. Самолет имел крыльевые радиаторы, и я знал, что у меня будут неприятности с ними.
Я поднялся на малых оборотах до холодного воздуха высоты, внимательно наблюдая за температурой воды. Хотя температура еще не дошла до точки кипения воды, из радиаторов, к моему удивлению, летел пар. Тогда я сообразил, что чем выше подымаешься, тем ниже температура кипения воды.
Я предполагал, что низкая температура на высоте будет компенсировать понижение точки кипения воды. Поэтому я дал мотору минимальное число оборотов, необходимое для горизонтального полета, и летел так до тех пер, пока из радиаторов перестал итти пар. Затем я снова немного увеличил обороты и набрал еще высоту, до тех пор, пока из радиаторов снова не пошел пар.
Таким образом мне удалось подняться до шести тысяч футов. Не знаю уж в который раз я следил за паром в расчете добраться до Питсбурга, прежде чем выкипит вся вода, когда увидел, что из расширительного бачка поднимается белый дымок. Вода кончилась, и на стенках цилиндра горело масло.
Я выключил мотор. Благодаря скорости планирования, пропеллер вращался, как крыло ветряной мельницы. Я наметил место для посадки и начал разговаривать сам с собой: «Спокойнее, сделай круг — Не проскочи площадку — Не упускай ее из виду — Ты проскакиваешь — Скользни — Не слишком — Опять проскакиваешь — Нажми на рычаг — Мотор включен — Выключи его — Следи за деревьями — Теперь забор — Ты слишком медлишь — Пусть падает — Площадка мала — Земля — Следи за тем, как катишься — Если можешь, развернись на земле — Не выходит — Посадка удалась». Я всегда так разговариваю сам с собою во время вынужденной посадки.
Не помню, сколько воды я набрал, но помню, что когда я снизился, в моторе была только одна пинта [8] Пинта — 0,568 литра. Прим. перев.
. Но мотор не сгорел, — своими осторожными эволюциями я спас его.
Долив воды, я снова поднялся и пролетел Питсбург, Акрон, Кливленд и Толедо с парившим, но не совсем сухим мотором. У меня, вероятно, прибавилось несколько седых волос, пока я, наконец, добрался до Селфриджа, но все остальное было в полном порядке.
Одному моему другу пришлось прошлым летом производить аэрофотосъемку. Для этой цели ему предстояло подняться на высоту в двадцать тысяч футов. Летчики по-разному переносят высоту, мой же друг еще не знал, какую высоту он может выдержать: он никогда не летал так высоко. На всякий случай он решил взять с собой кислород.
Механик принес баллон с кислородом, и он полетел. На высоте в восемнадцать тысяч футов у него сильно закружилась голова. Он вытащил шланг, взял его в рот, отвернул вентиль и сделал глубокий вдох. Ему не слышно было, как шипит выходящий из баллона кислород, потому что звук заглушался шумом мотора.
Он мгновенно почувствовал бодрость. Небо прояснилось, все вокруг просветлело, и он поднялся до высоты в двадцать тысяч футов. Временами, чувствуя себя хуже, он наклонялся, делал опять глубокий вдох, и снова на некоторое время чувствовал себя прекрасно.
Читать дальше