Видал ли ты разоренный муравейник, приводимый в прежнее состояние трудолюбивыми его жителями? Видал ли, как движутся тысячи насекомых, сносят листья, сучки, зерна, травки, и прежнее становится по-прежнему? Так и Саксония!
Рассуждают, отчего здесь так скоро обгорелые развалины обеляются и дома рождаются из пепла? Узнаю, что здесь издавна копились суммы пожарные; суммы для вспоможения бедным: они уцелели и теперь пригодились кстати как нельзя лучше. Притом же сострадание, свойственное доброму и просвещенному народу, щедро изливает целение на раны страдальцев. Бури, потрясавшие Европу, пробудили чувства милосердия в самых оцепенелых сердцах. К чести Саксонии, в ней нет ни одного города, в котором бы не было какого-нибудь богоугодного и бедным полезного заведения.
2 мая
Анхен, Мальхен, Юльхен хоть кого очаруют здесь! Какие стройные талии! Какие живописные лица!.. Я видал здесь женщин знатного рода; большая часть из них также бледны, томны и унылы, как и у нас. Почему же в среднем состоянии так хороши? Потому, что они ближе к природе. Природа мстит первым и лелеет последних, как милых дочерей своих. «Что ты получаешь в год от своего хозяина?» — спросил я вчера у одной прекрасной, преумной и прерасторопной Юльхен. «20 талеров» (80 руб. ассигн.), — отвечала она. «И ты довольна!.. Сыта и одета — стало, довольна!» Видите, как здесь люди не гоняются за большим!
Завтра, коли даст бог, едем чрез Бауцен, опять чрез поля сражений!.. Но теперь уже перестают литься кровь и слезы, замолкают громы, начинают куриться алтари добродетели, и мир лобзается с тишиною под сладким пением оживленных муз. Там, где за год пред сим разъяренные воины с таким усилием стремились истреблять человечество, мирные поселяне стараются теперь о пропитании оного. Одни поколения живут на разрушении других: целые народы мрут, истлевают и превращаются в глыбы земные! Но долго ль, долго ль будет существовать такой порядок вещей под солнцем?
До Бауцена, в Бауцене и далее к Дрездену нет места, которое почему-нибудь не было бы нам знакомо, почему-нибудь замечательно. Еще нет года (и сколько перемен!), как мы, уступая сие пространство шаг за шагом, дрались за каждую сажень земли. Битва на полях Будисинских [59] *Бауцен назывался прежде Будисином и на старинных картах под сим именем означен.
будет памятна в летописях Европы. Сражение под Бауценом было общее и великое. Французы в собственных своих известиях сознаются, что они потеряли 15 000, а в самом деле потери их гораздо больше.
Вся дорога к столице Саксонской возбуждает во мне тысячу напоминаний! Как разорена злополучная страна сия! Развалины на развалинах, пепел на разрушении; но деятельность извлекает из тления новые села, новые города. Кровли из новой черепицы, повсюду алеющие среди черных огарков, чрезвычайно нравятся глазам. Саксоння похожа на прекрасную женщину, восстающую с одра тяжелой болезни.
3 мая
Дрезден! Дрезден вижу я! Он тот же; но окрестности его уже не те. Где девались сии величественные рощи, сии волшебные сады, которые такую прелесть всему придавали? Наполеон сорвал их, как волосы, с главы красавицы. Он ощипал их, как золотые перья с фазана. На месте зеленеющих окрестностей явились грозные валы — и мирный беспечный Дрезден превращен в страшную крепость и хмурится за окопами, и грозит своими пушками. Давно ль входил я в него, как в цветущий сад!.. Кто ж превратитель царств, городов и Европы? — Наполеон!
Обнес прелестный град он грозными валами;
Ко стогнам прилегла ночей дремучих мгла,
Драконы сели вкруг с гремящими жерлами,
И смерть у ног его легла. —
Исчез прекрасный свет лазури,
Под блеском варев воют бури,
Гром в день, гром слышен в ночь,
Рев смерти, жизни стон,
Мечами поросли и копьями дороги…
В таком виде был Дрезден за несколько пред сим месяцев; теперь опять расцветает. Многолюдство возросло гораздо против прежнего. Люди, скрывавшиеся в лесах, по горам и вертепам, возвратясь в дома свои, усугубили жизнь и деятельность в городе, улицы кипят народом, сады наполнены гуляющими; только Эльба что-то обмелела.
4 мая. Дрезден. Брилевский сад u дворец (Brillischer Garten)
Сей сад, принадлежавший министру Брилю, разведен на валах и бастионах, окружавших некогда древний Дрезден. Он украшает собою левый берег Эльбы.
Там, где были прежде грозные валы, высокие окопы, твердые оплоты старого Дрездена, там теперь на этих валах и бастионах, одетых камнем, разведены прелестнейшие сады, устроено очаровательное гулянье. Где гремела война, где жили суровые воины, где воздух наполнен был серным запахом, там поют птицы, гуляют красавицы и благоухают цветы. Вот что значит возращать розы в пустынных дебрях! Всего более гулянье это украшается свободою; здесь всякий по себе. Один курит трубку; другая, сидя, вяжет чулок; там пьют пунш, тут говорят или читают. Сладкие звуки музыки мешаются с пением вольных и по клеткам рассаженных птиц. Тут никому ни до кого дела нет. Полицейских и не слыхать, а все так тихо, так порядочно! Гуляя на бастионах по берегу, находишься между картинами природы и искусства. Идя туда, взгляни налево: река, мост, с узорчатыми виноградниками горы, села, рощи, башни и замки в златорозовом мерцании тихого майского вечера представляют прекраснейшие картины природы. Поверни направо: войдешь в галерею Королевского дворца — и восхитишься произведениями искусства.
Читать дальше