Иван Путилин - Сорок лет среди грабителей и убийц

— Идем к Сверчинскому! — сказал Келчевский.

Мы направились туда. Навстречу нам бежал, тяжело дыша, какой-то мужчина и, увидев нас, рванулся в сторону, но наши молодцы тотчас нагнали его. Он оказался самим Сверчинским.

Остальные, бывшие в его сторожке, были переловлены ловким Ицкой. Их было двое: Иван Григорьев и Егор Чудаков.

— С добрым уловом! — поздравил нас Прудников, у которого уже прошел весь страх.

— И домой! — добавил Келчевский.

Мы отправили всех, связав им за спиной руки, под строгим конвоем в тюрьму, а сами, весело разговаривая, дошли до заставы и поехали по домам.

На другой день Шувалов, выслушав наш доклад о поимке почти всей шайки «душителей», назначил Келчевскому и Прудникову произвести по всем их преступлениям строжайшее расследование, определив им в помощники приставов Прача и Сергеева.

И началось распутывание целого ряда страшнейших преступлений.

Но моя роль еще не окончилась. Впереди оказалось много дел, сопряженных и с немалым риском, и с немалыми хлопотами.

Расследование началось на другой же день. Друг за другом вводили в комнаты разбойников, временно закованных в кандалы, и снимали с них первое дознание. Я все время присутствовал на этих допросах.

У нас оказались арестованными: в самом начале мною — Александр Петров и Григорий Иванов; затем арестованные в Царском Селе братья Дубовицкие и Константин Тасин; потом арестованные на облаве Сверчинский и Славинский, Калина Еремеев, Иван Григорьев, Сергей Степанов, Егор Чудаков, Василий Васильев, Федор Андреев, и, наконец, уже по их показаниям мы арестовали извозчиков Михаила Федорова и Адама Иванова, дворника Архипа Эртелева, портерщика Федора Антонова и женщин — Марью Михайлову, Ульяну Кусову и Стефанию Славинскую.

Всего двадцать человек. Вся шайка убийц, притонодержателей и укрывателей была в наших руках, и только двое самых страшных разбойников еще гуляли на свободе. Это были Михаил Поянен, тот Мишка с детскими глазами, с которым я провел ночь, и Александр Перфильев, тот, что удрал от нас, переплыв Лиговку.

Я взял на себя обязательство поймать их обоих и твердо решил выполнить эту задачу. И выполнил.

Как? Рассказ об этом после, а теперь передам вкратце результат наших расследований и краткие характеристики этих страшных разбойников, для которых убить человека было более легким делом, чем выкурить папиросу.

Во главе шайки стоял некто Федор Иванов. Мы не могли сразу сообразить, на какого Иванова указывают все убийцы как на своего соучастника, пока не произвели очных ставок. И что же? Этим Федором Ивановым оказался ранее всех арестованный мной Александр Петров!

Я невольно засмеялся.

— Ах, дурак, дурак! — сказал я ему. — Что же это ты по паспорту Петров, а для приятелей Иванов? Говорил бы уж всем одно, а то на! Кто же ты — Петров или Иванов?

— Александр Петров, — отвечал он, — а назывался у них Ивановым Федькой для спокоя.

— Кто же ты?

— Крестьянин!

— Покажи спину! — вдруг сказал Келчевский. — Разденьте его!

С него сняли рубашку, и мы увидели спину, всю покрытую шрамами старых ударов.

— По зеленой улице ходил, — сказал Келчевский. — Ну, брат, не запирайся, ты — беглый солдат, и звать тебя Федором Ивановым!

Но тот отпирался. Два месяца прошло, пока мы собрали о нем все справки и установили его личность. Тогда он сознался и перечислил все свои преступления.

Действительно, он оказался Федором Ивановым, бывшим рядовым Ковенского гарнизона. Там он проворовался и бежал. Его поймали и наказали шпицрутенами через пятьсот человек. После этого он опять проворовался и бежал вторично, и вторично был наказан. Его сослали в арестантские роты в Динабург. Оттуда он бежал в 1854 году. Зверь на свободе!

Он объявился в Петербурге. Занимался кражами, а в следующем году познакомился в сторожке Славинского с Михаилом Пояненом и начал свои страшные разбои.

Он один убил крестьянина Кокко и матроса Кулькова, вместе с Пояненом — чухонца на Ропшинской дороге, потом опять с Пояненом удушил Корванена, после этого сошелся с Калиной Еремеевым, Иваном Григорьевым и остальными и, приняв над ними командование, стал производить страшные грабежи и убийства, участвуя почти во всех лично.

Он смеялся, рассказывая про свои «подвиги», а все свидетельствовавшие против него трепетали при одном упоминании его имени. И действительно, я не видал более страшного разбойника, разве что Михаил Поянен с его детскими глазами.