Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

Тем временем эвакуация польских войск шла полным ходом. Главной базой эвакуации в Красноводске продолжал руководить по поручению польского командования Зигмунт Берлинг.

Почти ежедневно несколько тыс. польских солдат грузились на предоставленные Каспийской военной флотилией корабли, которые доставляли их в иранский порт Пехлеви, где уже действовали лагеря под английской опекой.

Примерно 10 августа в Москву для переговоров с Советским правительством прибыл Уинстон Черчилль в сопровождении начальника имперского генерального штаба Алана Брука и генерала Уэйвелла.

Премьер Черчилль хотел также встретиться с Андерсом и с этой целью пригласил его в Москву. 12 августа мы вылетели из Ташкента в Москву, где остановились, как и в предыдущий приезд, в гостинице «Националь».

В это время отношения между нашим штабом и советскими офицерами связи уже были прохладными, но внешне вполне корректными. Поддерживались лишь необходимые контакты — и только официально. Находясь в Москве, Андерс ни с кем из представителей советских властей не разговаривал, да, собственно, и говорить ему было не о чем. Все было кончено. Никто его не встречал и никто не провожал.

Черчилль тоже не имел времени для беседы, так как был целиком поглощен переговорами с Советским правительством. Два-три раза Андерсу удалось побеседовать лишь с английским послом Керром, жившим рядом с нами, и однажды — с фельдмаршалом Бруком и генералом Уэйвеллом. Разговоры касались главным образом возможностей сопротивления советских войск на фронте. Польские дела не затрагивались, лишь один раз Брук спросил, как идет эвакуация, когда закончится и когда солдаты смогут быть готовы к боевым действиям. Андерс заявил, что эвакуация проходит четко, никаких задержек нет, а солдаты будут готовы к боям, как только получат оружие и освоят его.

Черчилль назначил Андерсу аудиенцию на последний день своего пребывания в Москве. Андерс ожидал его с семи часов вечера до трех часов утра. Черчилль вернулся из Кремля очень усталый, но довольный. Было заметно, что переговоры закончились успешно. В шесть часов этого же утра Черчилль должен был вылететь в Каир.

Поздоровавшись, Черчилль сразу же заявил, что глубоко сожалеет, но не располагает временем для беседы с генералом Андерсом. Все же несколько минут он нам уделил. Но это была не полноценная встреча, а лишь беглый обмен фразами. В помещении в течение всей аудиенции без конца сновали какие-то офицеры — английские и американские.

В разговоре Черчилль совершенно не интересовался польскими делами. Он хотел лишь узнать, как Андерс оценивает Советскую Армию и военный потенциал Советского Союза.

Андерс же к этой теме не был подготовлен, так как полагал, что речь пойдет лишь о Польской армии и намечаемом ее использовании. Поэтому на задаваемые вопросы не мог дать сколько-нибудь вразумительного ответа, никаких цифр не приводил, ибо ничего не знал о положении ни на фронте, ни в тылу. Английского премьера особенно интересовали бои на подступах к Волге и Кавказу, но Андерс ничего о них сказать не мог, кроме того, что они идут.

Черчилль был поражен полным невежеством Андерса в этих вопросах. Общая оценка, какую давал Андерс боеспособности Советского Союза, была весьма отрицательной. Однако Черчилля не интересовала общая оценка, тем более что он с нею не соглашался, а голословные утверждения его не удовлетворяла Поэтому он очень скоро прервал разговор и на прощанье пригласил Андерса в Каир, где, как он сказал, представится возможность поговорить более обстоятельно [72].

На следующий день после отъезда Черчилля мы вылетели в Ташкент. С нами, как всегда, был неразлучный Гулльс. В Янги-Юле Андерс упаковал свои вещи, в том числе огромное количество драгоценностей. Их было так много, что генерал побоялся лично провозить такое количество, опасаясь возможного досмотра. Поэтому он старался часть из них, например кольца, раздать тем, кто отправлялся самолетом. Например, одной военнослужащей, летевшей с нами, он дал провезти несколько колец, в том числе перстень с тремя брильянтами, купленный поручиком Косткевичем за восемь тыс. рублей.

Итак, 19 августа мы покинули советскую землю, чтобы уже никогда туда не вернуться. Мы летели через Ашхабад в Тегеран. В тот же день после полудня приземлились в Тегеране.

Эвакуация заканчивалась. Большая часть воинских подразделений уже находилась на иранской земле.