Вячеслав Гречнев - Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв. - Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

Страх перед жизнью, по словам Сологуба, «бабищей дебелой и румяной, но безобразной», и, конечно, перед смертью («я её не хочу и боюсь») постоянно ощущается в его стихах на всех этапах творческого пути. Именно от этого «кошмара» и пытается он найти «меж звезд» дорогу к своей Земле-Стране:

Г. Иванов не соглашается с этой его «обмолвкой»: «В лучшем из созданного Сологубом, его стихах, никакой «лжи» нет. Напротив, стихи его — одни из самых «правдивых» в русской поэзии». И вместе с тем, не может не признать, что «страх» этот перед жизнью — смертью Сологубом никогда не был преодолен. Это и дает основание Г. Иванову поразмыслить над тем, что отличает «великого» поэта и высказать весьма принципиальное для себя отношение к бытийным проблемам.

«Совсем недавно, пишет Г. Иванов, Сологуб был назван «великим поэтом». Это преувеличение, разумеется.

В искусстве «великое» начинается как раз с какой-то «победы» над тем «страхом перед жизнью», которым заранее и навсегда был побежден Сологуб. Но, конечно, он был поэтом в истинном и высоком смысле этого слова…» (3,144, 145).

Невольно возникает вопрос, а был ли этот страх перед жизнью — смертью у самого Г. Иванова? Да, несомненно был. Но следует добавить; в последних и лучших своих книгах (выше они были названы) ему удалось если и не окончательно преодолеть этот страх, то в значительной степени потеснить его (но в большей степени, пожалуй, это коснулось страха перед смертью).

Разумеется, не случайно был упомянут здесь цикл Сологуба «Звезда Маир» и его «Земля Ойле». Как и лирический герой Сологуба, герой Г. Иванова в его книге «Отплытие на остров Цитеру» также устремляется — «отплывает» в какие-то межзвездные края. В качестве своеобразного эпиграфа можно рассматривать стихотворение, открывающее эту книгу, где центральной вполне можно считать вот эту строчку: «О, далек твой путь за звездами на север, Снежный ветер, белый веер твой» (1,297). В следующем стихотворении это движение от земной жизни к «звездной вечности» продолжается: проносятся мимо и навсегда исчезают и самые масштабные, и самые сокровенные события и мгновения жизни. Создается впечатление, что герой прощается, говорит последнее прости всему, что радовало и огорчало его в том навсегда ушедшем времени. От всего, что было, остается только музыка, и она вызывает печаль. И это понятно, ведь музыка почти всегда пробуждает прежде всего воспоминания, напоминает о том, что всё самое дорогое, заветное и неповторимое проходит и навсегда исчезает: и начало жизни, и любовь, и надежда на счастье…

Этот мотив «отплытия» в ту страну, на тот «Остров», с которого никто никогда не возвращается, постоянно возникает в его стихах, а с годами все отчетливее звучит в них тема смерти, всё и вся поглощающей и обесценивающей, лишающей всякого смысла все мысли и чувства, слова, дела и события.

Г Иванов, как уже отмечалось, прекрасно понимал, что в Россию при тогдашней власти ему никогда не возвратиться. «Холодно… В сумерках этой страны Гибнут друзья, торжествуют враги. Снятся мне в небе пустом Белые звезды над черным крестом» (1, 332). И все же, вопреки всему и всякой логике и своим собственным утверждениям, он не только глубоко верил, но и абсолютно был убежден, что вернется обязательно, непременно. Но оставались вопросы: когда, как и в каком качестве Выше уже говорилось, что, конечно, он не был «баловнем судьбы». Кто-то с этим не соглашался. Однако, как говорится, суть дела была не в этом. В одном из своих стихотворений он задал вопрос: «Узнает ли когда-нибудь она, Моя невероятная страна, Что было солью каторжной земли?» (1, 370). А в другом — ответил: «Голубизна чужого моря, Блаженный вздох весны чужой Для нас скорей эмблема гора, Чем символ прелести земной» (1, 364).