Сложность состоит в том, что во всем этом, несомненно, есть доля правды, и ее можно подтвердить ссылками на текст произведения. И, тем не менее, такой взгляд на поэму и героя никак нельзя назвать глубоким и проницательным. Дело в том, что «собирательность» или «обобщенность», если только к этому в основном сводиться понимание Теркина, не обогащает, а обедняет его характер, ибо индивидуальность всегда богаче, именно с нею в первую очередь связано своеобразие и многогранность человеческой личности, неисчерпаемость и бесконечность ее содержания. Нет, его никак нельзя сравнивать с памятником «Неизвестному солдату»: у Василия Ивановича Теркина своя особая биография, свой взгляд на мир и на войну, свой неповторимо особенный внутренний облик.
Да, Теркину ясна «до точки» его прямая солдатская задача — «немца бить», и он действительно отличается от «других положительных героев отечественной классики», но вовсе не тем, что «не ищет смысла жизни». Напротив, этот вопрос для него более чем актуален и он сродни гамлетовскому «быть или не быть», и не только для него лично, но и — России. И еще: решает этот вопрос он совсем не отвлеченно, ибо постоянно живет на гране жизни и смерти, в условиях фронтовых, которые определяли и особый угол зрения, по преимуществу — трагический. И это при том, что в поэме, особенно в начальных ее главах, тон задает солдатская шутка, балагурство и тот странный оптимизм, который рождается иногда в пору отчаяния.
Действительно, Теркин воин бывалый, его солдатский опыт интересен и поучителен, в нем много здравого смысла и мудрой практичности: и осколком он был задет, и трижды выходил из окружения, бывал «под огнем косым, трехслойным, под навесным и прямым».
И все же Теркин-солдат — это лишь одна грань его личности, что–то вроде профессии, ею он прекрасно овладел, но не более того. Речь идет о том, что в Теркине мы находим отнюдь не только, как утверждает критик, «те национальные и общечеловеческие черты, которые нужны были народу для войны и победы» (2, 403). Будь это так – «Книга про бойца» сохранила бы сегодня, разве что, чисто исторический интерес и не волновала бы нынешнего читателя.
В качестве солдата он почти не отличается от других: «Парень в этом роде В каждой роте есть всегда, Да и в каждом взводе». Он научился не терять присутствие духа в любой обстановке, ему нипочем и дождь и земля сырая, «Спит — хоть голоден, хоть сыт, Хоть один, хоть в куче», а главное — спит без тяжелых сновидений-воспоминаний «Спит герой, храпит — и точка. Принимает все, как есть». И в этом так же проявляется ремесло солдата: он должен был владеть собой, своими мыслями и чувствами, не позволять душе расслабляться, постоянно быть собранным, целеустремленным, всегда готовым к бою и в бою беспощадным. «Как ни трудно, как ни худо — Не сдавай, вперед гляди…»
Но как ни уговаривал Теркин и себя и других думать только о самом необходимом на войне, мыслит он гораздо шире, мир его чувств богат и многообразен. Явно выходит за рамки солдатского обихода его обостренная совестливость, чувство вины, стыда и позора. Именно эти чувства и настроения владеют им, когда он вместе с другими солдатами крадучись пробирался по родной земле, занятой врагом. Мы видим, что человек он на редкость деликатный, благородный, необычно памятливый на добро. Ведь это тазами Теркина смотрит читатель на то, как происходит встреча их командира с женой, и вместе с Теркиным понимает, сколь сложны и разноречивы были их мысли и чувства. Его, хозяина дома и воина, который радуется этой случайной и кратковременной встрече с семьей и места себе не находит от сознания, что вынужден оставить и жену свою и детей на поругание врагу. И ее, которая «хлопочет В горький, грустный праздник свой», радушно встречает их, отступающих, таких беспомощных в ту страшную годину, ни в чем и никак не упрекает и не винит их. Можно сказать, что она верила в них, когда они и сами-то в себя не верили, и это проницательно почувствовал Теркин, отсюда и мечта его когда-нибудь вновь постучаться в этот дом, но уже победителем, для того, «чтоб поклониться Доброй женщине простой».
Василий Теркин солдат опытный и бывалый. Это так. И, прежде всего, в том смысле, что он много раз смотрел в лицо страшной правде войны. Был в этой правде и элемент «количественный»: каждый день и час уносили тысячи тысяч молодых жизней, погибал цвет нации. Невыносимо больно было видеть, как «совсем свои ребята», «этот стриженый народ», шли и шли в огонь войны, чтобы никогда уже не возвратиться. Конечно, были и подвиги и добрая память, но нередко оставался только «след кровавый», а то и — «ни приметы, ни следа».
Читать дальше