Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

В сводке еще сказано о том, что за период рейда в Карпатах ковпаковцы прошли 2500 километров боевого страдного пути, и еще о многом, многом другом.

— Вот из–за чего терпели мы лишения в Карпатах. Стоит ли докладывать ее всю? — спрашиваю я у генерала Строкача.

Он улыбается.

— Тогда у вас не останется времени своих двух слов сказать… Выберите наиболее показательные две–три цифры. Главное — расскажите о людях, об их подвигах…

Но я так и не успел выбрать «наиболее показательные» цифры. Помощник Хрущева полковник Гапочка вышел к нам.

— Прошу. Никита Сергеевич ждет вас.

В дверях мы столкнулись с высоким озабоченным человеком.

— Петр Петрович, — улыбнулся он, — прибыли.

Это был Демьян Сергеевич Коротченко, второй секретарь ЦК КП(б)У.

— Зайдите ко мне после… Обязательно…

Хрущев поднялся из–за стола.

Я впервые представлялся этому известному всей Советской стране человеку. Усталое, усталое лицо.

Я немного робел.

Мне хотелось подвергнуть критике нашу деятельность. Но я отчитывался не за себя…

— Мой командир поручил мне доложить вам…

Усталые глаза внимательно взглянули на меня.

— Я вас слушаю, — сказал Хрущев задумчиво.

Строкач легко толкнул меня локтем. Я вспомнил его слова. Кроме дел по фронту за плечами этого человека тысячи километров украинской земли — все Левобережье уже было освобождено Красной Армией, — той самой земли, израненной бомбами и снарядами. Разрушенные колхозы, тысячи вдов, сирот, калек… И как–то вдруг побледнела вся наша четырехмесячная эпопея.

— Мой командир поручил мне доложить вам о ходе рейда на Карпаты.

И я стал торопливо, перескакивая через месяцы, опуская детали, рассказывать о ходе рейда на Карпаты.

Выручила карта рейда, нарисованная архитектором Тутученко.

Никита Сергеевич жестом остановил меня:

— Вы опускаете важное… Расскажите, как брали город Скалат. Подробно расскажите…

Я поднял глаза на Строкача. И вместо рассказа о бое за Скалат сказал, что не хотел отнимать время… Сказал, что знаю о том, что кроме дел по фронту у не спавшего многие ночи человека есть еще вторая забота — оставшаяся позади, постаревшая от траншей и окопов, залитая кровью отгремевших боев, обугленная земля Левобережья…

Хрущев улыбнулся.

— Но у нас есть и третья забота… Это те люди, настоящие советские люди, там за фронтом, на правом берегу, помогающие и фронту и тылу… Вы, партизаны, тоже прямая забота ЦК. И пока враг топчет Украину — это одна из главных забот ЦК. Докладывайте подробно. Не экономьте, а только цените время.

Неловкость мою как рукой сняло. Ободренный, я докладывал… полтора часа. Почти не перебивая, Хрущев внимательно слушал, вникая в самую суть, словно вместе с нами совершал этот страдный и славный путь… Радуясь нашим победам, печалясь нашими неудачами, он озабоченно хмурился и качал головой, когда я говорил об ошибках и промахах.

Несколько раз подходил к телефону, отдавал короткие приказания. И сразу возвращался к деревянному столу, покрытому вышитой украинской скатертью. Коротко бросив: «Продолжайте!» — он слушал внимательно и целеустремленно.

Когда Никита Сергеевич отошел от аппарата, мелькнула мысль:

«Часто недостаток вышестоящих военных командиров заключается в том, что они только сами говорят. Некоторые из них плохо умеют слушать…» А этот человек, несмотря на всю свою занятость, умел слушать.

Когда весь рейд, за ходом которого мы следили по карте, был мною доложен, Никита Сергеевич как бы стряхнул с лица печаль, навеянную рассказом о судьбе Руднева и других наших боевых товарищей.

— Хорошо… Я обязательно доложу об этом рейде товарищу Сталину. Он знает и следит по вашим радиограммам… Но важны и подробности… Это — выдающаяся страница в истории украинского народа. Безусловно, выдающаяся… Я уже показывал эту карту товарищу Ватутину. Сначала не поверил. «Группа в 15–20 человек тайком, конечно, может пройти глубоко в тыл врага. А чтобы отряд в полторы — две тысячи человек? С боями? Не может быть…» А затем командующий пообещал: «Ну, раз есть на свете такие вояки, надо им помочь. Пусть доложат, в чем нуждаются». Так что не зевайте, — засмеялся Хрущев. Затем сразу посерьезнел: — Профессиональные военные — они ведь, знаете, требуют обеспечения флангов. А вот ваши — партизанские фланги — это народ… Как этот — Мыкола…

— Мыкола Струк из Белой Ославы.

— Да, я его знаю. В Яремче я бывал перед войной. Как–то на охоте встретил и беседовал с отцом сержанта, который служил в Гори. И профессор гимназиальный… и доктор Циммер, и Велас, и женщины. Вот они — фланги партизан. А сила — в народной вере в правоту нашего непобедимого дела. Сила в партийности наших идей… Я доложу товарищу Сталину о Карпатском рейде Ковпака.