Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

— А хирургом? — При этом вопросе в глазах его — мольба и испуг.

Что–то мне в нем понравилось: пытливые глаза, любознательность и волнение, от которого даже капельки пота блестели на огромной лысине.

— Как вы шли?

— Я уже давно к вам собираюсь, товарищ полковник. Мы уже третий день вокруг вас крутимся.

— И что же?

— А то, что я решился, наконец, пойти один. Все–таки нехорошо.

— Что же тут нехорошего?

— Мы же с вами соседи. А вы, можно сказать, перехватили наш обоз. Небольшой, всего одна подвода, — виновато укорял меня он, — но все ж таки! Как это у вас говорят: какой пароход, такое и плавание…

Вспомнил. Разведчики, возвращаясь как–то из бесплодных поисков по безопасной и незаметной тропе из–под Станислава, на опушке Черного леса обнаружили повозку без лошади. На возу были: два мешка свежих огурцов, несколько бутылок водки, колбаса, свежеиспеченный хлеб, медикаменты (правда, странный набор их еще тогда обратил мое внимание: тут были сплошь «штатские» медикаменты: от поноса, гриппа, капли датского короля), несколько батареек к карманным фонарикам и газета «Дас Райх» за первую неделю августа с передовицей доктора Геббельса. Я пожалел, что со мной нет моего переводчика — Миши Тартаковского. Он погиб в Делятинском бою.

— Это ваш «обоз»? — улыбнулся я.

— А что ж тут смешного? — обиделся доктор Циммер. — Конечно, наш. А как же иначе мы могли бы жить в этом лесу?

— А кто вам доставляет все это?

— Нет, вы скажите лучше, увижу ли я свои товары?

— За огурцы не ручаюсь, водки и колбасы наверняка не увидите — они давно уже пошли в дело. Медикаменты могу вам вернуть. Они у медсестер. А это — пожалуйста, — и я протянул ему газету.

Дальше происходило что–то совершенно комическое: развернув газету и сидя на пне, как в кресле, доктор Циммер небрежно читал передовицу Геббельса и бегло ее комментировал.

Мы предполагали простоять здесь несколько дней. Пригласив соседа заходить в гости, мы с Сердюком пошли дальше. А через день доктор Циммер совсем перекочевал к нам в отряд.

— Я сказал своим, чтобы они уходили подальше от вас. Жаль все–таки было покидать насиженное место. Уже и шалаши были тут в кустах. Но для них так будет лучше.

— Почему?

— Вы же невозможно шумите!

Я опешил. Мне казалось, что я уже научил свою группу третьей заповеди ковпаковской тактики: «мовчать и ходыть так тихо, як тигра». Сидеть, оказывается, нужно еще тише.

Нет, определенно мне нравился этот доктор.

Но самыми ценными качествами доктора Циммера были не знание немецкого языка, и даже не его медицинские познания, а он уже приобрел в отряде практику: вылечил понос у двух–трех бойцов, объевшихся после голодовки в Карпатах, раненым он прописывал какие–то примочки и тут же учил медсестер, как их делать, — а то, что вместе с доктором Циммером в отряд перешла его обширная «агентура» из лесных деревушек. Вначале гуцулы, работавшие на доктора Циммера, опасались связываться с «политикой», но когда за нас поручился сам доктор Циммер, они стали ходить и по нашему заданию в Станислав.

После Карпат, где пришлось бросить все, по нашим партизанским понятиям, материальные ценности, мы очень неплохо устроились в Черном лесу. В штабе сохранилось достаточное количество денег. Мы давали марки и злотые, добытые при разгроме погранзастав в Зеленой и Рафайловой, и агенты Циммера приносили нам водку, колбасу и газеты. Затем стали носить медикаменты и сообщения, какие передвижения войск замечены в городе. А дальше вошли во вкус и стали заниматься настоящей разведкой.

«Теперь мы носим свою базу в карманах», — сказал бы Колька Мудрый, если бы он сейчас увидел доктора Циммера.

Когда питание нашей радиостанции стало подходить к концу, мы вспомнили о батарейках к карманному фонарю, найденных в «трофейной» повозке доктора Циммера, Выяснив у радиста Николая Смирнова возможность их использования для связи с Москвой, мы дали «агентуре» заказ: достать полторы тысячи таких батареек. Вместе с гуцульской «агентурой» в город стали захаживать и наши разведчики. Будь у немцев в Станиславе опытные контрразведчики, они схватились бы за эту нить. Вдруг во всем городе в один день во всех магазинах были закуплены батарейки, лежавшие там по году и больше.

Но в Станиславе, видимо, не было опытного контрразведчика. Николай Смирнов, радист, долговязый, с бритым юношеским лбом, который поцеловала немецкая пуля еще в Делятине, долго колдовал над сотнями батареек, мастерил из них нужные ему комбинации, пока, наконец, ему не удалось восстановить угасшую искру связи.