Юлий Квицинский - Время и случай

В эти дни я послал в Москву телеграммы, в которых еще раз предостерег от слишком спокойного взгляда на вещи. Я писал, что после открытия границ ГДР ее существование становится вопросом времени, причем довольно ограниченного. Ведь ГДР до 1961 года имела уже открытую границу с ФРГ с тем результатом, что из республики уходило по 30 и более тысяч человек в месяц. Сейчас начиналось новое кровотечение, которое, скорее всего, будет смертельным. Никакая политработа, запоздалая демократия и гласность не заставят немца по-прежнему работать в ГДР, если в 100–200 км западнее за ту же работу он будет получать в 4–6 раз больше и будет иметь возможность свободно туда переехать. Это один народ, с одним лицом, одной культурой, одними и теми же обычаями и привычками. Для того чтобы не уйти на Запад, надо очень сильно любить социализм и верить в него. Так могут поступить не многие. Народ ГДР в целом этого не сделает.

Кроме того, в самом СССР — оплоте и главной опоре ГДР — социалистическая модель все более открыто ставилась под сомнение. В этих условиях отдельное существование социалистической ГДР теряло в глазах даже очень сочувствующих социализму немцев смысл и перспективу.

Воссоединение становилось неизбежным. Но нам отнюдь не могло быть безразлично, на каких условиях оно произойдет. Представлялось нецелесообразным далее выступать против национального единства немцев. Надо было, чтобы новая ГДР поскорее заняла активную позицию в этом вопросе, возможно, вернулась к прежней своей довольно популярной идее немецкой конфедерации. Лучше всего, разумеется, если эту идею внесут новые политические партии и движения ГДР. Если это сделает СЕПГ, ей, скорее всего, не поверят. Если же лозунги будут исходить от демократических сил, их поддержат многие группировки в ФРГ, да и СЕПГ будет к ним проще пристроиться. Эта идея могла быть реализована в течение нескольких недель или же ей не суждено реализоваться никогда. Не надо забывать, что правительство ФРГ не дремало и уже в конце ноября. 1989 года предложило план «договорного сообщества» с переходом к конфедерации, а затем — и федерации.

Я получил почти немедленный ответ от Э. А. Шеварднадзе с поддержкой такого подхода. Затем последовал звонок из Москвы от заведующего 3-м Европейским отделом МИД А. П. Бондаренко. Он посоветовал мне не воспринимать телеграмму Э. А. Шеварднадзе как окончательное мнение, а лишь как свидетельство интереса к моим соображениям, которые, однако, во многом являются поспешными и спорными. Ситуация, мол, необоснованно драматизируется. На самом деле ни о каком исчезновении ГДР не может быть и речи.

Мы этого не допустим. Александр Павлович попусту звонить бы не стал. Значит, ему кто-то что-то сказал. Только — вот для «недопущения» мы до-прежнему ничего не делали..

— Где-то в конце ноября или в начале декабря я приехал в короткую командировку в Москву и был привлечен к составлению длинной и осторожной бумаги для переговоров с правительством ГДР, то есть с руководством СЕПГ. Верхом революционности в этой бумаге считалось предложение правительству ГДР возобновить идею немецкой конфедерации, хотя подача этой идеи с таким запозданием и от имени СЕПГ, рассыпавшейся буквально на глазах, была уже заведомо бесперспективной. Обсуждая этот документ с коллегами, я сказал тогда, — что такую бумагу, конечно, можно написать. Но она устареет еще до того, как ее пропустят в соответствии с действовавшим тогда порядком через Политбюро ЦК КПСС. Так оно, кстати, и вышло. А тем временем правительство ФРГ начало совершать быстрый поворот от первоначально выдвинутой Г. Колем идеи конфедерации к созданию валютной унии и присоединению ГДР к ФРГ в соответствии со статей 23 Основного закона ФРГ. Государственность ГДР тем самым должна была быть ликвидирована. Она присоединялась к сфере Основного закона ФРГ, как бы растворяясь в западногерманском государстве.

Не буду останавливаться на перипетиях первых месяцев 1990 года. Они достаточно известны и излагаются в мемуарах помощника канцлера ФРГ X. Тельчика. Наши действия в этот период подробно описываются в книге Э. А. Шеварднадзе «Мой выбор». С моей точки зрения, у нас было принято принципиально важное для последующего хода событий решение. Оно неоднократно подвергалось затем ожесточенной критике и в СССР, и в ГДР. Не были довольны им и некоторые политики на Западе, прежде всего во Франции и в Англии. Речь идет о приезде в Москву в начале февраля 1990 года канцлера Г. Коля и его беседе с М. С. Горбачевым, в ходе которой с нашей стороны было подтверждено: между СССР, ФРГ и ГДР нет разногласий по поводу того, что вопрос о единстве немецкой нации должны решать сами немцы и сами определять свой выбор, в каких государственных формах, в какие сроки, какими темпами и на каких условиях они это единство будут реализовывать. При этом, разумеется, было сказано, что германский вопрос разрешим лишь в контексте общеевропейского развития, с учетом безопасности и интересов как соседей, так и других государств Европы и мира.