Фриц Вентцель - Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена

Тем временем нас не оставляли без внимания. Различные религиозные организации страстно желали протянуть руку помощи своим собратьям по вере. Многие немцы под влиянием Гитлера отвернулись от христианства, но теперь заменивший им Бога Гитлер, в могущество которого они так верили, пал, и они снова бросились под крыло истинной религии. Что касается меня, я тоже отвернулся от церкви и теперь пытался найти истину.

Религиозные сообщества пытались помочь мне в моих поисках. Один из членов такого сообщества присылал мне книги, приглашал сначала на службы, а потом и в свой дом. Нам, с разрешения коменданта, позволялось принимать такие приглашения. Впрочем, с некоторым сожалением должен признать, что мой физический голод был удовлетворен куда полнее, чем духовный. Рядом со мной были добросердечные и готовые помочь люди, но я так и не обрел веру, которую столь долго искал. Я хотел бы от всей души поблагодарить этих добрых самаритян. Они пригласили меня в свой дом и разделили со мной свою скромную трапезу, обращаясь со мной так, словно я был одним из них. К сожалению, я вынужден был разочаровать их – я не счел для себя возможным присоединиться к их обществу и разделить их веру.

Подобные приглашения были редким лучом света в серой монотонности лагерной жизни. Дважды в день у нас была поверка, хотя пересчет голов потерял всякий смысл. Ни одного пропавшего не было. Нам просто некуда было бежать. Обратно в Германию? Она тоже была занята войсками союзников. Они бы снова схватили нас, может быть, даже с помощью новых германских властей, и опять препроводили в лагерь.

Два других барака в шеффилдском лагере представляли собой перевалочный пункт для пленных, не имеющих офицерского звания и прибывающих из Италии, США и других стран, на пути в британские исправительно-трудовые лагеря. «Американцы» были даже богаче нас, в особенности в отношении сигарет, а среди итальянцев был человек, заслуживший репутацию короля «черного рынка» и впоследствии ставший миллионером. Самое жалкое зрелище представляли собой пленные, прибывшие из Бельгии. У них не было никаких пожитков, к тому же они были очень истощены, и мы кидали им хлеб через колючую проволоку, так как официально нам было запрещено поддерживать с ними какие-либо контакты.

Интересно отметить, что рядовые немецкие солдаты в Англии были куда лучше обеспечены работой, чем мы, офицеры. Во-первых, они получали специальный рабочий паек, а когда работали на фермах, их там еще и кормили. Кроме того, им, разумеется, платили за работу. Многие из нас, офицеров, тоже с удовольствием поработали бы, но, если ты был зачислен в группу В или В+, об этом не могло быть и речи. Иногда мы работали в лагере в качестве санитаров, учителей, актеров и так далее и в таком случае получали дополнительный паек, да и то благодаря великодушию коменданта лагеря. Получаемый таким образом дополнительный паек почти никогда не доходил до того, кому он был предназначен, за исключением разве что некоторого количества масла и сыра, все остальное шло в общий котел, а потом поровну делилось на всех. Каждый из нас с радостью получил бы ту или иную работу, но на всех работы в лагере не хватало.

Пища в лагере была скудной, и мы почти всегда были голодны. Но думали мы не только о еде. Регулярно приходили письма из дому, в которых наши родные постепенно рассказывали нам то, что раньше старались скрыть. Почти у всех погиб кто-то из родных или друзей. Многие лишились дома. Мой отец на старости лет оказался без гроша в кармане. Он купил себе дом в Готенхафене (Гдыне), свято веря в победу Германии. Теперь он потерял свой дом. «По крайней мере, я не отказал себе в удовольствии поджечь его прежде, чем пришли русские», – писал он.

Ганс Плюшов, последний из моих дядьев, служил в немецком ополчении в Нойбранденбурге, и ему с семьей пришлось пережить вторжение русских. После того, как они вошли в город, на улицах начались обычные беспорядки, а из соседнего дома доносились истошные крики женщины, попавшей в их лапы. Когда русские принялись ломать дверь дядиного дома, дядя застрелил свою жену, дочь и двоих ее детей, а потом застрелился сам.

Тысячи людей, у которых было оружие, закончили таким образом свой жизненный путь, а тысячи других погибли еще более страшной смертью.

Когда приходила почта из Германии, всегда находился кто-то, кто, прочитав письмо, горестно умолкал. Вряд ли среди нас можно было найти тех, кого бы миновали печали.

Поначалу мы были веселее, и в нашем лагере часто звучал смех. Теперь все изменилось, смех стал редкостью, а нам так его не хватало.