В трех британских лагерях, в которых я побывал после Канады, пища была неплохой, но ее было явно недостаточно, и мы постоянно были голодны. Разумеется, в Англии ситуация с едой была сложной – британцы и сами недоедали. Но в Канаде еда была, и то, что нас держали впроголодь, лишь ожесточало нас и укрепляло наш дух в сопротивлении «перевоспитанию».
В попытке обратить нас в другую веру наши «воспитатели» допустили еще один непростительный промах: они постоянно твердили нам о том, насколько лучше пища в тех лагерях, где содержатся уже «перевоспитавшиеся» нацисты. Но эта попытка повлиять на нас через наш желудок имела обратный эффект. «Мы все равно не сдадимся, черт бы вас побрал!» – такой была реакция большинства пленных.
– Так вы, значит, нацист, – сказал мне один из «воспитателей», когда я выразил свое возмущение применяемой тактикой.
Признаюсь, в разговоре я был несколько несдержан. Этот человек перевел меня в группу В. По существовавшей в лагере шкале была только одна группа, стоявшая ниже, чем эта, – группа В+. Люди из группы В+ были убежденными нацистами, по крайней мере, внешне – так, они, например, постоянно поднимали руку в гитлеровском салюте. На самом деле среди них были те, кого никак нельзя было причислить к фанатичным нацистам, они просто избрали эту линию поведения, чтобы продемонстрировать свое возмущение процессом «перевоспитания».
Большинство из нас были причислены к группам Б и В, в пределах которых тоже существовала своя градация. Были, например, пленные, «подающие надежду», с точки зрения наших «воспитателей». Затем шли «не совсем безнадежные» и так далее. Наш «воспитатель» отчего-то был особенно предвзято настроен против подводников. Он постоянно называл нас «морскими эсэсовцами» и принципиально не зачислял никого из нас в группы выше, чем В или В+. Кречмер и большинство моих товарищей состояли в группе В+.
Шесть месяцев спустя нас подвергли очередной проверке. На этот раз из Лондона прибыл офицер, чтобы лично понаблюдать за процессом нашего «перевоспитания». Он был явно поражен увиденным. После нашего с ним разговора меня перевели в группу Б. Не стану лицемерить: обретя более благонадежный статус, я получил некоторые привилегии, в которых было отказано «плохим ребятам», и у меня появилась надежда, что меня, наконец, отправят домой.
В группе А были только «примерные мальчики». Они либо действительно превратились в антинацистов, либо умело притворялись таковыми. Я точно знаю, что в этой группе было немало притворщиков и скользких типов. Одного из таких я знал. В Германии он был довольно известным нацистом, но в лагере ему удалось скрыть это обстоятельство. Тут он был демократом из демократов, по крайней мере внешне. В душе он по-прежнему оставался нацистом и страшно гордился тем, как ловко ему удалось одурачить британцев. Не знаю, что с ним стало, когда он вернулся в Германию, но там ему вряд ли удалось скрыть свое нацистское прошлое.
В нашем лагере был также бывший нацист, прежде занимавший в Германии высокий пост. Он был не похож на первого «перевоспитавшегося». Он во всеуслышание заявлял, что прозрел и стал демократом. Каким крикливым нацистом он был, таким крикливым он стал демократом. Он был на хорошем счету у британских офицеров, и когда он отправился в Германию, там, по ходатайству союзников, ему предоставили важный пост. Он был из тех, кто при любой системе найдет себе кормушку. Такие продажные типы всегда готовы без колебаний изменить свои взгляды и компрометируют тех, кто честно старается адаптироваться к новому образу жизни. Эти люди отпугивали истинных антинацистов, а таких было немало, – тех, кто в течение многих лет в силу необходимости вынужден был скрывать свои убеждения, а теперь продолжал молчать из страха, что их заклеймят как продажных тварей.
Конечно, лагерь в Шеффилде нельзя было назвать «британским Бельсеном», но и очень приятным местом его тоже назвать было нельзя. Во время войны здесь содержали пленных итальянцев. Восемьдесят офицеров были вынуждены ютиться в тесных отсеках, где мы спали на двухъярусных, слишком коротких для нас койках, а пожитки свои хранили в картонных коробках или ранцах. Лагерь состоял из трех бараков. В каждом из них было по восемь отсеков, в которых мы спали, кухня и две комнаты отдыха. Вокруг каждого барака тянулась дорожка, по которой мы маршировали по утрам. Рядом с бараками были натянуты веревки, где мы могли развешивать свое выстиранное белье, но стоило ему повисеть на улице, как оно вновь становилось грязным – в воздухе витала копоть, которую ветер приносил из промышленных районов города, а также сажа из дымовых труб нашего лагеря. В дождливые дни копоть и пыль оседали на всем тонким серым слоем, а в Шеффилде дожди шли часто.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу