Коллектив авторов: Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

Одесская библиотека самиздата, чей опыт мне хорошо известен и аудиторию которой составляли читатели от Западной Украины до Восточной Сибири и от Ленинграда и Риги до Симферополя и Нальчика, вовсе не выпадала из общей логики Самиздата. С самого начала своего существования она создавалась небольшой группой людей вполне промышленными способами, в то время как сотни и даже тысячи людей были ее читателями. И хотя собирание самиздата для его целенаправленного распространения в обществе было, по-видимому, редким явлением, тем не менее, индустриальное производство текстов вполне обычно для Самиздата. Людмила Алексеева рассказывает о «цехе» производства самиздата Эрнста Руденко [8] «Ещё я знала такого Эрика Руденко. Он никогда ничего не подписывал и вёл себя очень осторожно. При этом он очень страдал от того, что ничего не подписывает, и никто не знает, какой он заядлый диссидент. „Светиться“ он не хотел из-за того, что у него была самиздатская „фирма“, — машинистки, которые печатали самиздат за деньги. Он находил таких машинисток, давал им книжку на перепечатку, забирал потом напечатанное и сам продавал. Он имел с этого что-то за комиссию, но это, конечно, не были большие деньги. И это предприятие не было прибыльным, потому что риск не оправдывал тех небольших денег, которые он с этого имел. Основана же эта его деятельность была, в первую очередь, на убеждениях и энтузиазме. Поскольку ему было очень горько от того, что он ничего не подписывает, Эрик и открыл мне тайну про эту свою контору с тем, чтобы я знала, почему он ничего не подписывает, и сказал, что если мне надо, то он всегда может запустить какой-то текст в производство. И я этим несколько раз пользовалась, когда нужно было изготовить тираж чего-либо и когда на это имелись деньги». (Из интервью Л. М. Алексеевой, 2004 г.) . Да и сама Алексеева размножала неподцензурную литературу на вполне рыночных основаниях [9] «В то время, поскольку мы подписывали письма, нас с мужем обоих выгнали с работы, и муж устроился на очень низкооплачиваемую работу, а у меня вообще не было работы. И в это время как раз мой младший сын кончил школу. Ему надо в университет идти, а у него уже в 9 — 10 классе школьная форма — вот так вот рукава, вот так вот брюки и залатанные колени — ну, в общем, надо одеть. И выяснилось, что покупать надо все: костюм, пальто, ботинки, ну все-все-все. Ну откуда деньги взять? И я подумала-подумала, и в то лето, когда он сдавал экзамены в университет, напечатала несколько самиздатских книг. И тем же математикам продала потом, и в самиздат одела своего сына — то есть не дорого, но во все новое в университет!» (Из интервью Л. М. Алексеевой, 2002 г.) , а я уже в 1968 г. ездил в Москву, чтобы купить книги Солженицына по более-менее рыночным ценам. Хорошо известен случай типографского размножения «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына, организованного Гамсахурдиа и Костава, по-видимому, в Грузии. Факт типографского изготовления книги не выводит его за пределы Самиздата. И таких изданий было довольно много. Мне хорошо известна, например, баптистская литература, изготовленная на гектографах и типографских станках. Изготовление «Хроники текущих событий» — стержня Самиздата и правозащитного движения, по точному определению Даниэля, — также было довольно централизовано. Существовал и рынок «тамиздата», который вливал в самиздатскую кровеносную систему порядочную долю литературы. Не способ изготовления текста, а форма его обращения в рамках неконтролируемых государством сетей является определяющей для Самиздата.

Вероятно, избранное определение самиздата диктует А. Даниэлю и представление о верхней границе Самиздата как явления. По его мнению, к концу 70-х годов, по крайней мере, в Москве и Ленинграде самиздат практически исчезает, уступая место тамиздату, когда составитель или автор готовит материал только для передачи на Запад, где к тому времени было налажено тиражирование. Действительно, в 77-м я столкнулся с непреодолимыми препятствиями, когда попытался заполучить экземпляр альманаха «Память» для его тиражирования в СССР. Никакие убеждения в целесообразности подобного шага не смогли сломить установку на отказ от внутреннего размножения. Однако далеко не все авторы Самиздата имели «ходы» на Запад даже в Москве, где самиздат к этому времени был почти обыденным явлением. В провинции же возможность получения тамиздата была настолько ограничена, что машинописные копии продолжали изготавливаться до самой Перестройки. Тамиздатские книги также попадали в руки читателям ненадолго, и фотокопирование было довольно распространено. Я изготавливал пленки еще в первой половине 80-х. Если бы СССР просуществовал дольше, возможно, тамиздат вытеснил бы самиздат на периферию общественной самоорганизации, изменив весь характер культурной жизни в стране. Но история такова, какова она есть — общественное движение к 1983 году переживало стадию распада, а вскоре нагрянула горбачевская «не оттепель, а распутица», как тогда говорили старые диссиденты, и наступила эпоха, в которой самиздату не было места, а термин «тамиздат» лишился смысла.