Array Array - Моя война

Этой ночью я опять спал одетый. Утром раньше, чем обычно, ушел в лес и следующую ночь мы (со мной еще два солдата) провели в натопленной бане. Внача­ле было жарко, и мы сняли с себя шинели, ботинки, а к утру изрядно замерзли. Фактически эту ночь мы не спали. Утром, голодные, ушли в лес и весь день двигались, чтобы не окоченеть. Снова питались только ря­биной и калиной, иногда находили орешки. Поздно вечером, уже после наступления темноты, снова воз­вратились в деревню. Так повторялось изо дня в день. Немцы не появлялись, и потому немного «осмелел».

Иногда по утрам задерживался на некоторое время в доме, так как хотел помочь Липе по хозяйству. Ста­рался освоить особенности деревенской жизни и ра­боты. Очень хотелось быть полезным этой доброй жен­щине. Я научился ухаживать за скотиной: кормить, уби­рать навоз. Все было ново, необычно и, если честно, очень трудно.

Я научился запрягать лошадь в телегу. Тоже не сра­зу, но постепенно овладел и этой «специальностью». Позже освоил даже дойку коровы. Правда, за свою не­уклюжесть был неоднократно бит ею копытом. А хвос­том хлестала беспрерывно. Пару раз она опрокидыва­ла с трудом надоенное ведро с молоком. Но, как гово­рят, не святые горшки лепят!..

По вечерам (зимой они особенно длинные), на­учился подшивать валенки. Как-то Липа принесла мне «цыганскую» иголку, «суровые» нитки, старые вален­ки и кусочек кожи. Попросила подшить валенки Ни­колая. Что означало слово «подшить» и как это делать, я понятия не имел. Но за работу взялся. Не без указа­ний и советов Липы, постепенно, стежок за стежком, обшил задник валенка кусочками кожи, а низ - куска­ми от старых валенок. Получилось! И Николай, и Липа были довольны. Я тоже.

Так начались новые будни. Днем в лесу. Ночью иногда в доме у Липы, иногда в теплой бане, а иногда и в холодном лесу или в стоге сена. По всякому было.

Но постепенно появилась уверенность, что ночью немцы в глухой деревне не появятся. Потому все чаще и чаще ночевал в теплом доме Липы. Уж очень холодно было ночью в лесу и даже в стогах сена.

Но днем - только в лесу. Здесь было холодно, но исчезал страх. Все-таки в лес немцы не рискнут захо­дить. Так я думал. К тому же теперь мы прихватывали кое-что из еды: кто сало, кто теплую картошку, хлеб, молоко и всегда делились.

Теперь, по прошествии стольких лет, я все четче понимаю, что доброта русских женщин (кроме Липы были и другие) спасла нас в те суровые зимы нашего безысходного состояния. Потом, в последующие две зимы, когда также пришлось воспользоваться помощью добрых, хороших людей, у меня был уже какой-то опыт. Я освоил несколько ремесел, научился сапожничать, ва­лять валенки, шить фуражки-восьмиклинки. А главное - я свыкся со своим состоянием блуждающего солда­тика.

Но в ту первую зиму моих страданий я был неопе­рившимся птенцом, неожиданно выпавшим из гнезда... Ох, как трудно было привыкнуть к тому, что так неожи­данно свалилось на меня.

И я очень часто по-доброму вспоминаю толстушку Липу и ее сына Николая, которые, рискуя, спасали меня. Они, бесспорно, не знали, что я еврей. Я сомневаюсь, знали ли они вообще о существовании людей такой на­циональности. Но то, что я солдат Красной Армии, что я один из тех, кто в окружении, они знали прекрасно. Да иначе как «наш солдатик» они меня и не называли.

Липа без раздумий дала мне белье своего мужа, его брюки, рубашки. Отдала валенки, тулуп, зимнюю шап­ку мужа. И я совсем превратился в деревенского парень­ка. Кстати, так же поступили и другие женщины, у ко­торых жили такие же, попавшие, как и я в окружение, солдаты.

Липа была хорошей хозяйкой. Она из тех, о кото­рых говорят, что у них «золотые руки». Она умела ва­лять валенки. У нее были свои выкройки, лекала, ко­лодки. Она ловко раскладывала на большом столе ров­ным слоем шерсть. На слой шерсти укладывала лека­ло, заворачивая его в шерсть. Долго, терпеливо и умело поглаживала эту шерсть, придавая ей форму будущего валенка. В этот «чулок» вставляла колодки, беспрерыв­но поглаживая шерсть, пока та не скатывалась до нуж­ной нормы. Потом она «варила» свое изделие в боль­шом котле, четко зная, когда валенок «готов». Затем су­шила его и вынимала колодку, что всегда было очень сложно. Помню я, шутя, предлагал их (колодки) выжи­гать. Опыт изготовления валенок я быстро перенял у Липы. И потом много раз валял их сам.

Позже, когда зима уже поворачивала к весне, она как-то вспомнила, что у Николая нет фуражки. Откуда-то принесла старую фуражку-восьмиклинку. Предложи­ла мне ее аккуратно распороть. Я сделал из распоротой фуражки выкройку. А затем из нового материала выре­зал такие же клинья и сшил их на ручной швейной ма­шинке. (Это я тоже делал впервые в жизни). Козырек вырезал из плотного картона, обшил тканью и вручную пришил к изготовленной мною шапочке. Получилась фуражка. Она оказалась тесной и для меня, и для Нико­лая. Пришлось делать вторую, расширив клинья. По­том была и третья, и четвертая...