Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Мы проводили также с Минавтопромом СССР работу по созданию маховичного 100-тонного самосвала для медных карьеров Узбекистана. Этот гигант, раскрутив маховик во время спуска порожнего автомобиля в карьер, должен был самостоятельно передвигаться на энергии маховика по дну карьера, не задымляя его выхлопными газами. А наверх уже его должны были вытягивать тросом большой лебедки. Все было готово к изготовлению гиганта, но СССР распался, и Узбекистан перестал иметь отношение к Минавтопрому СССР. В этой работе тоже самое активное участие принял Саша; он то и дело мотался по командировкам, объезжая заводы-изготовители.

Но диссертацию он защитил по совсем другой теме, которую тоже финансировал Минавтопром СССР. Представьте себе, что автомобиль или автобус подъехал к светофору. Машина стоит, а двигатель работает на холостом ходу. Топливо сгорает, а самые вредные выхлопные газы отравляют воздух. Разработанная нами маховичная система «стоп-старт» «глушила» двигатель, стоило только автомобилю остановиться. Но она и мгновенно запускала двигатель при нажатии на педаль газа (по научному — акселератора).

Построенная и проверенная в Москве, эта система показала экономию свыше 20 % топлива и многократное снижение токсичности выхлопных газов. Саша поступил ко мне в докторантуру и скоро должен был уже защитить докторскую диссертацию, как развалился Советский Союз. И он предпочел уехать в Канаду, опасаясь неопределенного будущего страны. Я потерял не только ученика, но и близкого друга. Его отъезд я воспринял как трагедию.

Ося Юдовский уехал почти одновременно с Сашей, но в США. Правда, он жил в Киеве, и мы уже общались с ним не так тесно. Он успел защитить докторскую диссертацию еще в СССР, и предусмотрительно уехал только после этого. Так я потерял ученика — доктора наук и друга.

Уехал и мой третий ученик — Володя Сергунин, который со мной вместе создавал и испытывал маховичные робототележки для ЗИЛа. Он предпочел уехать в Германию. Третий нож в спину…Нет не мировой революции, как у Аверченко, а мне, в мою натруженную штангой и дамами спину. Четвертый нож — это отъезд в Австралию, еще одного моего ученика, доктора наук, который переехал из Киева в Москву. Я затратил на него, правда, не так уж много сил, но я верил в его талант и надеялся на продолжение работ с ним. У нас с ним уже было несколько совместных изобретений.

А пятый нож запустила мне в спину моя Оля. Но я не имею права так говорить после запуска мной не одной дюжины ножей, ножей унижений, измен и издевательств в ее хрупкую спину. Она уехала в Америку через Израиль, так как оказалась…еврейкой. Француженка Ольга Лерьевна к моему ужасу оказалась дочерью еврея по имени Лери (Ленин-Революция-Интернационал) и по фамилии Слуцкий, проживающего в США. К счастью, я узнал это уже после того, как проводил ее из нашей страны. Устроив, по привычке, пьяный дебош на проводах, чем в очередной раз довел ее до слез.

В свое частичное оправдание могу сказать, что я передал ей кругленькую сумму на обустройство за границей. Деньги были выручены моим честным трудом

— изданием всех книг и проведением научных тем. Но и Оля не осталась в долгу

— я оказался единственным хозяином Таганской квартиры.

Оля знала, что я — великодержавный шовинист и решилась сообщить о своей национальности только из-за границы. Уже потом, когда она приезжала в Россию, я спросил у нее, почему она скрыла от меня свою национальность. В ответ она, мрачно пряча свои глаза, ответила:

— А ты бы тогда не женился на мне!

И это было правдой.

С отъездом Оли пропал из моего поля зрения и Моня. Пропал, и найти его я не мог, как уже говорил об этом. Наверное, я для него был каким-то носителем Олиной любви, он воспринимал меня как какой-то фетиш от Оли. Как, например, ее колготки, туфли или бюстгалтер, хотя я совсем не похож, по крайней мере, внешне, на эти три предмета женского туалета.

Дополнительными ножевыми ударами в спину, правда, запоздалыми и слабыми, были полученные мной позже сведения об учениках. Кроме Оси Юдовского, в национальности которого у меня никогда не было сомнений, два моих других ученика — Саша и Володя, тоже оказались евреями. А ведь так были похожи на своих — русских: оба — красивые голубоглазые и блондины!

Я почти окончательно утратил веру в людей и чуть было ни стал мрачным мизантропом. Переживал я не один год, но потом оклемался, успокоился и снова завел свою научную школу. Но уже основательно роюсь в биографических данных моих учеников! Еще бы — хватит делать подарочки «дяде Сэму» и прочим капиталистам — империалистам! Не для них старался — воспитывал жену и ученичков, передавал им свои знания и опыт! Жаль, что мои талантливые ученики будут вкалывать на наших бывших идеологических противников, капиталистов-империалистов! Вся надежда на Олю — может она «закадрит» кого-нибудь из этих империалистов и покажет ему нашу русскую «Кузькину мать!».