Дмитрий Панов - Русские на снегу - судьба человека на фоне исторической метели

Однако вернемся в 60-е годы прошлого столетия. Притомившись в рабстве у Минина, Пановы решили попробовать добывать свой хлеб иным путем. Кое-как обустроившись, прадед Захар приобрел ветряную мельницу, стоящую в степи у восточной окраины Ахтарей. Дело оказалось очень выгодным. Мощные ветры, дующие с востока и запада, на границе степи с морем, без устали крутили деревянные лопасти, а процент, получаемый мельником, доходил до 7–8 фунтов муки со смолотого пуда зерна. Однако, не редкость на Кубани бури и ураганы, когда ветры сметают и опрокидывают все на своем пути. Пыльные бури закрывают весь горизонт, срывают крыши. Именно под такой ураганный ветер вскоре и попала мельница Пановых. Она не выдержала напора стихии, рухнула и рассыпалась на части. Вообще, мне очень жаль ахтарских мельниц, их стояло одиннадцать на восток от станицы. Экономичные, они очень украшали бедный пейзаж, состоящий из ровной степи, обрывистого глиняного берега и сонного моря.

Пановым пришлось продавать лошадей и другой скот, для того, чтобы купить лодку, сети и прочий рыбацкий инвентарь. Лицензию на право рыбной ловли пришлось покупать у одного из отставных казачьих офицеров, между которыми для прокорма был поделен берег. Первые два выхода в море были чрезвычайно удачными. Из лодки Пановых, возвращающихся с ловли, бодро торчали осетровые и белужьи хвосты. Выловленная рыба была продана с немалой выгодой купцам «прасолам», развозившим ее дальше в копченом и соленом виде по всей империи. Для ахтарских рыбаков конечным пунктом для реализации обычно был Екатеринодар, нынешний Краснодар, где рыба быстро продавалась или разменивалась на различные нужные в быту товары. Возможно, читатель помнит, как в «Мертвых душах» Гоголя Собакевич единолично потихоньку расправился с «чудом природы» огромным осетром, который городничий собирался предложить гостям? Этот осетр вполне мог быть азовским.

Говорят, Бог любит троицу. Третий выход Пановых на рыбную ловлю закончился печально. Азовское море обычно сонное, но в случае, если задувают сильные ветры, то зеркало мелководья мгновенно вспенивается огромными свирепыми валами, бьющими с тяжким протяжным грохотом о берег. Тогда Ахтари будто затихают, прислушиваясь к морской канонаде. Именно под удар такого, самого опасного для рыбаков западного ветра «низовки», и попали Захар с компаньоном. Четырехметровые валы грозили утопить их посудину. Спасаясь, пришлось выбросить за борт сети и добычу — это повысило плавучесть. Заливаемую водой лодку подогнало к берегу и стало бить о скалы. Конечно же, она скоро развалилась. Рыбаки едва спаслись. После этого мой прадед Захар встал на колени, перекрестился и торжественно заявил: коль родился на земле, то на земле и умру.

Затем с трудом были приобретены две лошади и Пановы занялись своим исконным делом — хлебопашеством. Своей земли не было. Ее пришлось брать в аренду у казаков. Примерно в это же время у казака Жука Пановы купили надел в центре Ахтарей, где начали строить дом, в котором я родился. Дом этот стоит до сих пор. Хочу сказать о нем доброе слово. Строение, сооруженное из самана, состоит из четырех комнат и кухни, расположенных по кругу. Комнаты довольно просторные и теплые, расположение удобное. Двор был обсажен акациями, аромат которых благоухал всю весну и лето. А их прикладное использование было противопожарное: горящий камыш с крыш обычно разносило по всей станице, а акации служили своеобразным фильтром.

Следует сказать, что казаки продавали и сдавали землю в аренду по умеренным ценам. Например, Пановы платили за одну десятину 3–5 рублей в год. И это на прекрасном кубанском черноземе в идеальных для земледельца климатических условиях. Пановы так увлеклись и обрадовались возвращению на землю, от которой было оторвались, что лет на десять поселились на хуторе «Зайцевых», что в десяти-двенадцати километрах к востоку от Приморско-Ахтарска. Начали постепенно богатеть. Повторяю, условия аренды были не слишком обременительны, как, впрочем, и налог, бравшийся за резервные земли, сданные в аренду атаманом, «посаженные». А Пановы арендовали землю у казака Герко, невысокого, хромого мужика, получившего землю из расчета на себя и двоих сыновей по 18 десятин (десятина чуть больше гектара). Таков был казачий порядок: едва родился сын у казака, и ему сразу отмеряли около 20 гектаров из резервного казачьего фонда. Сыновья Герко погибли на войне и он, оставшись в одиночестве, конечно же, не мог справиться с таким большим земельным наделом. Этого казака мне пришлось в детстве видеть: дряхлого, беззубого старика. Что удивительно, в те времена русские крестьяне гонялись за целинной землей. С трудовыми затратами никто не считался, а отдохнувшая земля воздавала сторицей урожаем золотистой пшеницы, дынь и арбузов, не уступавших по аромату и сахаристости знаменитым среднеазиатским. Помню, съешь в степи арбуз и если нечем вымыть руки, то пальцы слипаются от сладости. Кое-кого может удивить, что я так много пишу о земле. Ведь за прошедшие десятилетия к земле и людям, работающим на ней, утвердилось босяцки-пренебрежительное и криминально-подозрительное отношение. Большая часть народа по всей территории страны, согласно вульгарно трактуемым теориям классиков социализма, которые сами, очевидно, и в дурном сне не могли представить такого воплощения своих идей, оказалась по враждебную сторону идеологических и классовых баррикад. А ведь вопрос о земле всегда был ключевым вопросом отечественной государственности, жизни и быта народа, его исторической судьбы. Должен сказать, что, по моему мнению, вопрос этот еще предстоит решать. А пока без решения его наше государство, что дом без фундамента. Потому и качает так, что того и глядишь, развалится.